Штурм Грозного. Анатомия истории терцев - [75]

А в это время его спутник Степан Курдюков вспоминал, как его провожали родные. Степану было нестерпимо грустно. Жалкий, догорающий в жизни старик с подрагивающими веками и землистым, провалившимся ртом, сидел напротив него, и был этот старый казак его отцом. Больно царапнула по сердцу мысль: «Увижу ли его?» Как будто разгадав Степанову мысль, старик горько вздохнул, словно взвешивал, сказать или не сказать ему ответ. Но как конь норовисто встряхивает головой, прежде чем взять препятствие, так и старик вдруг овладел собой и в волнении перешел на станичный говор.

– Ишо вот о чем хочу предупредить. Гуторить много можно красивого про будущее. Но ты помни, что оно само в руки не плывет, как в ледоход крига, и с неба запросто не падает, потому как сумки дырявой у Иисуса Христа нету для того, чтобы в каждую хату счастье с неба сбрасывать. И мы, казаки, не шаркуны какие-нибудь. Наши предки все как есть не речами сладкими, а саблями да пиками добывали, даже жен с туретчины самых красивых в седлах из походов прихватывали. Я это к чему гуторю. Вот уедешь, и тоска лихая точить мое сердце ветхое станет. Да и тебе споначалу не сладко будет разлуку с родителями переносить. В той разлуке я и крылья свои ощипанные сложу, видно, как никак от прожитых лет все тяжелее и тяжелее становится. Но не думай об этом, сынок мой любимый, последняя моя кровь на земле.

Отец поперхнулся и всхлипнул. Степан побежал к нему, хотел приподнять его тело и уложить в кровать, но старик не дался, решительно отвел руки сына.

– Ты это, того, – сказал он строго, – я ить еще в седле. И ты мне в седле помоги удержаться, а не из седла выталкивай наземь.

– Да что ты, отец! – воскликнул переполненный жалостью Степан, – не хотел я тебя обидеть и в уме не держал этого…

Он встал перед ним на колени и неожиданно расплакался, понимая, что это первый такой откровенный порыв нежности, обращенный к отцу, порыв, в котором смешалось многое: щемящее чувство жалости перед расставанием, скорбная мысль о том, что, видимо, насовсем прощается он со своим престарелым родителем, и нет уже никакой силы, способной продлить тому годы.

Переночевав в станице Пришибской, караван тронулся дальше. Теперь трудно испытать томление долгого пути. Но тогда казалось, что в дороге можно состариться.

Лишь через неделю обоз прибыл на Сунжу. Места под новые станицы располагались по правому берегу реки Сунжи, в 18-ти верстах от Назрановского укрепления, которое тогда считалось достаточно сильным, так как в нем имелась крепостная артиллерия, а гарнизон составлял 7-й Кавказский линейный батальон.

Слепцов с офицерами и урядниками Моздокского полка встречал казаков-переселенцев в укреплении Волынском. Распланировкой вновь заводимых по реке Сунже станиц заведовал саперный офицер Свиридов, управлял же расселением людей полковник Брунер.

Прибывшие семьи казаков сначала располагались в указанных местах, в балаганах, крытых соломой, а уже потом рубили лес и строили землянки или турлучные кухни с печами. Затем приступали к строительству дома и различных хозяйственных построек. Дворы были небольшие, но на них казаки умудрялись разместить не только жилые постройки, но и службы, называемые кухнями, из которых одна – чихирня, где хранилось вино, другая – мучная для муки и других хозяйственных припасов. Здесь же стояли сараи для содержания скота, погреб, колодец, различные пристройки и надстройки, создававшие в целом невообразимую тесноту и скученность. Нередко казаки для освобождения двора выкатывали повозки и ставили перед двором, загораживая и без того узкие улицы.

Планировка станиц мало чем отличалась друг от друга: обычно в центре, на площади, возводилась церковь, от нее расходились улицы, здесь же, ближе к центру, строились общественные здания и дома зажиточных казаков. Вокруг станицы рыли глубокий ров и насыпали вал, а по всем четырем сторонам ставили деревянные ворота, запирающиеся на ночь. По углам устанавливали крепостные чугунные пушки, носившие название «вестовых», выстрелом из которых производилась тревога, здесь же находились часовые, которые следили за окружающей местностью и при малейшей опасности поднимали все население своей станицы и ближайших соседей. Сообщение между станицами поддерживалось «оказиями», совершавшими свои рейсы 2 раза в неделю.

Уже в ноябре 1845 года было закончено строительство трех станиц. Первыми были построены Троицкая, на месте бывшего Волынского укрепления, Сунженская и Михайловская, каждая по 250 дворов. За ними, как грибы после дождя, вырастали остальные, несмотря на то, что постоянные боевые тревоги и набеги до крайности затрудняли дело заселения. Их в разные годы было построено тринадцать. Штаб-квартирой полка была определена станица Сунженская, куда вошли первые три станицы. В последующем три полка, сформированные из новых казачьих станиц, расположились так: один занял верховья Камбилеевки, берега Сунжи и ее притока Ассы, получил название 2-го Владикавказского, другой – среднее течение Сунжи, был назван 1-м Сунженским и третий – занявший своими станицами нижнее течение Сунжи до Брагунов и Горячих вод – 2-м Сунженским казачьим полком.