Штрафной бой отряда имени Сталина - [35]

Коловрату было уже почти все равно, но тут в его голове словно зазвенел какой-то серебряный колокольчик. У него было одно незаконченное дельце. Разлепив глаза, взглянул вверх – над ним башнями возвышались несколько эсэсовцев, смотрели на него и как будто улыбались. Коловрат кровавым ртом улыбнулся им в ответ, протянул бессильную руку к своей груди, вяло толкнул сапог, который почему-то отодвинулся и снялся, видимо, немцы решили дать ему помереть спокойно.

Пальцы Степана потянулись к груди, покрытой липкой кровью, забрались за пазуху, принялись ласкающе жалеть собственное истерзанное тело. В голове раздавалось биение сердца, с каждым толчком из ран выходила жизнь. Он подумал, что еще совсем молод, что пожил так мало, но тут кончики пальцев его нащупали круглое и твердое кольцо от гранаты.

* * *

Иоахим поднял голову, услышав торжествующие крики своих подчиненных. Услышал, как автоматная стрельба с левого фланга стихла, и вскочил на ноги. Придал себе подобающий значительный и невозмутимый вид. Вытянутый, как палка, пошел вперед, на крики… Громыхнувший взрыв противотанковой гранаты ухнул совсем близко, дыхнув в самое лицо гауптштурмфюрера смертью и бездной. Его швырнуло навзничь, поясницу пронзила острая боль, но сознания Грубер не потерял. Сквозь оседающую пыль, вздернутую вверх взрывом, до Иоахима донеслись истошные крики, рядом показался обеспокоенный шутник Петер, который совсем недавно так напутал со следом, невольно замедлив ход погони.

– Вы ранены, герр гауптштурмфюрер? – с тревогой крикнул он Груберу. Лицо его в этот момент на мгновение показалось Иоахиму до странности знакомым, как будто он видел его раньше, но озарение не пришло.

– Пустяки, солдат, что там произошло? – он приподнялся, сел, превозмогая боль начал вставать на ноги, Петер почтительно поддержал своего командира за бок и охнул:

– Да у вас из бока торчит палка, видимо, воткнулась при падении, – он потянулся было, чтобы выдернуть ее из раны, но Грубер сердито ударил его по руке, ослаблено пошатнулся и прислонился к деревцу.

– Пустое, Петер! Что произошло?

– Мы сняли русского, герр гауптштурмфюрер, – начал докладывать рядовой, частя и сбиваясь. – Обошли его с тыла. Ганс, молодчина, ударил в спину очередью. Перевернули на спину, Ганс поставил на него ногу. Русский, скотина, столкнул с груди сапог, ребята подумали, что он заслужил солдатскую смерть, а у этого фанатика за пазухой оказалась граната.

Грубер взглянул на лицо подчиненного. По честному немецкому лицу Петера текли слезы, оставляя дорожки в покрывшей кожу пыли. Иоахим на мгновение подумал о том, сколько таких простых немецких мальчишек теряют свои жизни прямо сейчас по всему миру или плачут, теряя своих товарищей у себя на глазах. Он прогнал из сердца эту щемящую сентиментальную слабость, не выгнав совсем, но запрятав поглубже:

– Соберись, солдат! – Петер выпрямился, вытер лицо рукавом. – Быстро позови гауптмана егерей и моего фельдфебеля.

Эсэсовец бросился выполнять приказ, но гауптман и фельдфебель уже спешили к нему с обеспокоенными лицами, а за ними бежал невесть откуда взявшийся военный врач. Грубер вздохнул, выпуская воздух сквозь сжатые от боли зубы.

Предатель бежал, но радоваться свободе ему оставалось недолго. Кольцо погони неумолимо сжималось вокруг него. Эсэсовцы и егеря криками загоняли его, но тот, петляя, словно заяц, ухитрялся все время оставаться чуть впереди, то и дело огрызаясь яростными жалящими автоматными очередями. Высунувшийся вперед гауптман егерей получил легкое касательное ранение в руку и теперь командовал погоней сзади, окриками подгоняя вперед своих подчиненных.

Конкин в который раз скрипнул зубами. Все пошло насмарку. Он своими глазами видел смерть Коловрата, заплакал, не сдержав слез. К счастью, Грубер отнес его слезы на счет убитых «товарищей». Сейчас они загонят эсэсовца-предателя, и тот под пыткой выдаст его, подумал Конкин. Он устало вздохнул: будь что будет, и пошел вперед, на стрельбу, не желая больше нагибаться и прятаться от пуль.

Петер Хессбрук бежал отчаянно, из последних сил напрягая ноги, стремясь уйти как можно дальше, чтобы запутать погоню, чтобы увести преследователей прочь от тайника, где он спрятал мальчишку-«ангела». Петер знал, что сам он – уже покойник, знал, что впереди его ждет мучительная смерть, но это не пугало его. Лицо Петера сияло радостью, он был горд и счастлив тем, что сумел продержаться так долго.

– Господь вознаградит меня, – крикнул он, опустошая автоматный магазин в своих недавних сослуживцев, с которыми больше не желал иметь ничего общего, стреляя в этих нелюдей, прихвостней антихриста.

Петер Хессбрук не был ни антифашистом, ни коммунистом-подпольщиком. Он был простым немецким парнем, добровольно вступившим в Орден СС. Но самым главным его качеством было то, что Петер был ярым католиком, приведенным в религию собственной матерью. В Третьем рейхе не очень-то жаловали христианство, но поначалу Хессбрука это не беспокоило. Привлеченный блеском эсэсовских мундиров, обрядов и почета, окружавшего службу, он чувствовал, что делает правильное дело, участвуя в погромах евреев, распявших Христа.