Штрафной бой отряда имени Сталина - [33]

Он шел, думая, что произойдет с ними, если разведгруппа все-таки ушла, что будет, если фашисты нашли их убежище и уничтожили всех? Что произойдет дальше, если разведданные так и не будут доставлены и фашисты сумеют претворить в жизнь свой план? Перед изможденным, доходящим до галлюцинаций сознанием Удальцова возникла цветная и яркая картина будущего.

Полчища разномастных чудовищ вначале заполонят леса, а затем пойдут дальше, в свое наступление. Вначале они пожрут всю лесную живность, а затем, гонимые своими создателями и повелителями, пойдут вперед, сея панику и хаос как среди мирного населения, так и среди бойцов Красной Армии. Так и наступит конец. Танк бесполезен против четырех-пятиметровой твари, которая попросту перепрыгнет через него и будет выуживать людей из бронированной коробки, чтобы растерзать их. Советские самолеты будут бессильны против сотен тысяч летающих гарпий, хищных и юрких. Николай представил себе полчища гарпий, летящие над Московским Кремлем, и внутренне содрогнулся.

– Нет, мы этого не допустим, – пробормотал он сквозь зубы и поморщился, когда нога скользнула по корню дерева, чуть подвернувшись.

С ногами шутить было нельзя, и Удальцов остановился. Присел, осмотрел лодыжку, все было в порядке, ему повезло. Николай встал, перевел дыхание, поколебавшись мгновение, присел. Достал фляжку, припасы и наспех перекусил. Завязал мешок и прилег, вытянув конечности так, чтобы кровь свободно струилась по натруженным долгим движением венам. Закрыл глаза и постарался ни о чем не думать, задышал особым образом, вдыхая носом воздух, заставляя его расслабленно спускаться в самый низ легких, до живота, а затем медленно-медленно выдыхая его через рот. Так, чтобы струи воздуха гладили его нёбо. Полежав так, он почувствовал, что достаточно отдохнул и расслабился. Встать и продолжить движение было непросто, но он, стиснув зубы, преодолел оцепенение. Пошел все быстрее и быстрее, переходя на широкий шаг, то и дело совершая длинные прыжки. И снова побежал.

На исходе дня он дошел наконец до знакомого ему бора. Дремучий лес был неприветлив и хмур, последние лучи заходящего солнца не проникали в чащобу, которая выглядела загадочной и зловещей для обычного человека. Но Николаю этот дремучий лес впереди показался праздничным и гостеприимным. Именно в нем всего в каких-то пятнадцати—двадцати километрах был долгожданный бурелом, где были рация, товарищи, надежда.

Накрывшая мир ночная тьма не остановила его, хотя и порядком замедлила шаги. Идти теперь приходилось неспешно, выбирая безопасные места для того, чтобы поставить ногу. Судя по его внутреннему шагомеру, до убежища оставалось недалеко, и Удальцов, изможденный до крайности, вновь воспрял духом. Натренированное ночное зрение даже в кромешной лесной тьме позволяло видеть окружающий мир. Глаза цеплялись за малейшие частицы световой материи, одни предметы были чуть светлее других. Этого чуть хватало, чтобы разум дорисовывал очертания, позволяя различать стволы деревьев, стоящие на пути, кустарник. Ночное зрение, правда, было несовершенным, двухмерным, так что пару раз Николай оступался, а один раз провалился даже в наполненную водой яму. Но все это было пустяками, всего лишь ценой, которую приходилось платить за скорость.

Вот из-под его ног, потревоженная, выпорхнула ночная птица, оглашая сонный лес истошными воплями. Удальцов поневоле отпрыгнул в сторону, присел на корточки и, вскинув автомат, прислушался. Все было спокойно. Лес жил своей обычной ночной жизнью, повсюду слышались шорохи, издалека донесся еле слышный треск веток, выдавая Михаила Косолапого, обходящего свои лесные владения.

Удальцов встал, подтянул лямки рюкзака и шагнул вперед. В его живот уперлось что-то твердое, похожее на дуло автомата.

– Стой, кто идет? – послышался знакомый шепот.

– Свои, – с облегчением прошептал в ответ Николай. – Олег, ты? А я думал, что мне еще идти и идти.

– Мы тебе навстречу вышли, – шепнул Олег Сухопарый, обнимая товарища. С двух сторон к ним придвинулось еще несколько едва различимых в темноте беззвучных теней. – Ну и волновались же мы. А где Иван?..

Удальцов обреченно вздохнул. Сил взять было практически неоткуда, но он уже знал, что отдыха ему не видать.

* * *

Прочесав всю округу, эсэсовцы не нашли ничего. Не было больше следов, не было никаких признаков прячущихся беглецов. Немцы начали проявлять раздражение, а гауптштурмфюрер, всегда сдержанный, был взбешен. Он понимал, что этого провала ему не простят. Всегда сдержанный, сейчас Иоахим Грубер был сам не свой. Офицер сорвался на фельдфебеля, а когда тот попытался оправдаться, ударил его по лицу, да так, что здоровяк унтер-офицер пошатнулся и едва удержался на ногах. Конкин наблюдал за происходящим внешне спокойно, внутри же он был просто счастлив – у беглецов, ведомых Степаном Коловратом, появился реальный шанс оторваться и уйти.

К гауптштурмфюреру подбежал радист и, опустившись на колено перед офицером, протянул Груберу наушник. Тот замер, подняв руку, эсэсовцы слаженно заняли позиции, кто лежа, кто стоя на одном колене.

– Отлично, герр штандартенфюрер, теперь мы их точно зажмем… да, я понимаю, что время на исходе, да, приложим все усилия, – Иоахим Грубер разговаривал с рацией, стоя навытяжку, как будто он стоял перед своим генералом, координировавшим поиски лично. – Есть, командовать на месте, есть докладывать каждые полчаса…