Штормовое предупреждение - [19]

Морозов открыл рундук с посудой, вынул эмалированную кружку, подал ее Алексею:

— Сходи на камбуз, там чай есть. Погреешься.

Когда Алексей осторожно, чтобы не разлить кипяток, прошел по коридору, вернулся в кубрик и сел за стол, Морозов подвинул к нему на газете толсто нарезанные ломти хлеба и три квадратика пиленого сахара:

— Ешь.

— А ты?

— Я уже поел. А это тебе оставил.

— Спасибо.

— Ладно, чего там. Ешь.

Пока Алексей с жадностью уплетал хлеб, запивая его чаем, Морозов философствовал:

— Голод-то, он не тетка. К утру особенно крепко сосет. По себе знаю…

Забравшись под одеяло, Алексей почувствовал, как приятная истома начала растекаться по всему телу. Он повернулся лицом к переборке с твердым намерением сразу же, ни о чем больше не думая, заснуть. Уже засыпая, почувствовал, как кто-то прикоснулся к нему. С трудом повернув голову, Алексей увидел, что около койки стоит лейтенант Назаров и поправляет сползшее одеяло. Алексей хотел поблагодарить офицера, но отяжелевшая голова снова упала на подушку. Успел только подумать: «А ты говоришь — не нужен!»

☆

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

При каждом порыве ветра небольшой домик метеостанции испуганно вздрагивал, потом долго скрипел и всхлипывал, точно жаловался кому-то. Он стоял на самой вершине сопки, доступный ветрам всех направлений, и они нещадно хлестали по его промерзшим бокам колючим сухим снегом, гремели железной крышей, рвали ставни и двери.

А в домике было тепло и светло. В углу, постреливая, топилась печка, над столом Веры висела яркая лампочка. И, может быть, именно потому, что за окном металась и злилась вьюга, домик казался Вере особенно уютным. Она даже любила такие вот беспокойные дежурства. Под завывания ветра легко и споро работалось, она ощущала прилив сил, в ней просыпалось что-то неугомонное и радостное. Особенно радовалась она тогда, когда ветер начинался приблизительно в то время, в какое они, синоптики, предсказывали.

Сегодня настроение у Веры с самого начала дежурства было отличнейшее. Составляя карту, она все время напевала и улыбалась. Сегодня придет домой Алексей, и они целые сутки будут вместе. Утром Алексей позвонил, что вернулся. Хорошо, что в субботу.

Сутки… Нет, для них это не просто двадцать четыре часа. В этих свиданиях есть что-то от первых встреч, оно проскальзывает и в улыбке, и во влажнеющем взгляде, и в еще не стертой буднями двухлетней семейной жизни стыдливой застенчивости, которая со стороны, наверное, кажется смешной. Сутки — как это много и в то же время бесконечно мало! Судить об этом могут только жены моряков, не привыкшие измерять счастье месяцами и годами. Двадцать четыре часа. Может быть, даже найдется время помолчать. Хотя бы полчасика. Как хорошо, обнявшись, сидеть у пылающей печки, смотреть на огонь и молчать! Молчать и думать. И знать, о чем думает другой.

«А вдруг опять вызовут?» — мелькнула тревожная мысль; Нет, сегодня не должны вызвать. Сегодня выходов в море не будет, потому что еще три часа назад Вера передала в штаб штормовое предупреждение. У берегов Японии бродит тайфун, он медленно, но неуклонно продвигается на север, его грозные отзвуки долетели и сюда. Вон ведь как злится ветер!

За окном в мутной пелене снежного тумана виднелись желтые брызги огней лежавшего внизу города. Вера долго вглядывалась в лохматую ворочавшуюся за окном темноту, пока не нашла взглядом то место, где был расположен сигнальный пост. Она увидела зажженные на его мачте бело-красные огни и сразу узнала их — это были огни штормового предупреждения.

В дверь просунулось круглое, щедро усыпанное веснушками лицо радистки Лиды Строниной:

— Чай будете пить, Вера Гавриловна?

Чаю хотелось, но его лучше пить дома, вместе с Алексеем. До смены оставалось всего сорок минут.

— Спасибо, Лидочка, я не хочу. Что в эфире?

— Суматоха. Сплошные предупреждения о тайфуне.

Пока Вера обрабатывала принесенные Лидой данные, время дежурства кончилось. Пришла Евгения Павловна. Она долго отряхивалась у двери, колотя рукавицей по плечам и полам пальто, обметала веником валенки. Потом подошла к столу, просмотрела сводки, бегло взглянула на карту и сказала:

— Иди, пока поутихло немного.

Вера быстро оделась, попрощалась с Евгенией Павловной, кивнула заглянувшей в комнату Лиде и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Ветер действительно утих, но она знала, что это ненадолго.

Метель застелила землю снежными простынями. Снег крахмально похрустывал под ногами. Натуженно гудели машины, пробираясь по заснеженным улицам; сердито пыхтели на рейде трудолюбивые буксиры.

До дому Вера пошла не по верхней окраине города, а через центр. Ей, как всегда после дежурства, захотелось окунуться в шумный водоворот кривых улочек и веселую толкотню переулков, торопливо сбегающих со склона сопки, пройти мимо сверкающих витрин магазинов. Она любила этот небольшой, доверчиво прижавшийся к сопке городок, четкий, размеренный ритм его жизни, его своеобразный шум, в котором воедино сливались звуки земли и моря.

В комнате было холодно. Вера принесла из сарая дров, растопила печку. Она хотела, чтобы сегодня все было по- праздничному: начала заново прибирать в комнате; постелила чистую скатерть на стол, принесла из чулана закупленные для торжественных случаев продукты, разложила по тарелкам закуски, начистила картошки.