Шторм на Крите - [44]

Она была при полном параде, с прической, подкрашенными глазами, на каблуках, как будто шла с какого-то праздника. На ней была длинная полупрозрачная накидка с глубоким вырезом, не то платье, не то халат. Ошиблась дверью, мелькнуло у Антона Ильича? Но лицо Натальи не выражало недоумения. Она шагнула вперед, сразу оказавшись в комнате, прислонилась к двери, улыбнулась Антону Ильичу своей обычной улыбкой и произнесла, заглядывая ему в глаза:

– Я вас не разбудила?

Откуда она здесь взялась, не понимал Антон Ильич. И почему вместо Юли вдруг явилась она?

– Вы ведь еще не спите, не правда ли?

– Что вы здесь делаете?

– Нам надо поговорить.

– Что-то с Юлей?

В нем снова забилась тревога. Неужели заболела? Так он и думал, что с Юлей что-то случилось.

– Что с ней?

– Вы дадите мне войти?

Она прошла мимо него, зашла в комнату и села – не в кресло и не на стул, а прямо на кровать, с той стороны, куда только что собирался лечь Антон Ильич и где оставалось откинутым одеяло.

Антон Ильич закрыл дверь.

– У вас здесь очень мило, – сказала она, оглядываясь. – Даже не скажешь, что это комната холостяка.

Что ей надо?

– Ах! – она откинулась к подушкам и вытянула руки. Потом приподнялась на локтях, закинула нога на ногу и, болтая туфлей на тонкой шпильке, посмотрела на Антона Ильича снизу вверх.

– Вы еще сердитесь на меня?

Он не отвечал.

– Ну бросьте, не сердитесь. Будьте великодушны, вы ведь такой джентльмен! Эти греки, честное слово, кого угодно выведут из себя. Что с них взять? Эти бедняги живут тут в глуши и знать не знают, что такое культура, сервис. Хотя, – она театрально повела в воздухе кистью руки и застыла на мгновенье, – хотя, бог с ними, с этими греками. Я пришла поговорить о другом.

Антон Ильич стоял, не двигаясь и не произнося ни слова.

– Видите? – она села в кровати и сложила руки на груди. – Я пришла, пришла к вам сама! Чтобы вы не сердились на меня больше. Видите? Ну же, скажите, что вы больше не сердитесь!

Она похлопала рукой по постели рядом с собой.

– Ну что вы стоите там? Идите сюда. Идите, не бойтесь. Я вас не съем! – она расхохоталась, закинув назад голову. – Давайте сядем, поговорим. Расскажите мне, как вы провели вечер. Где вы были? Я не видела вас в отеле. Вы куда-то ездили?

Антон Ильич ничего не понимал. Вероятно оттого, что весь день он только и делал, что думал и строил всякого рода предположения, в голове его теперь роем носились самые разные мысли, и он уже не понимал, где правда, а где его домыслы. Наталья, полулежащая на его постели, казалась ему дурным сном, ночным кошмаром, настолько невероятной, неправдоподобной была эта картина. На мгновенье ему подумалось, что это и есть сон – должно быть сном! ведь не может это быть явью – и он тряхнул головой, и пошевелил руками, и переступил с ноги на ногу, и поправил очки на носу, чтобы убедиться, что не спит. Но Наталья не исчезала, а сидела здесь, перед ним, улыбаясь своей притворной, наигранной улыбкой, болтала ногой и что-то ему говорила. Еще вчера на этом месте с ним лежала Юля. И позавчера, и раньше. Как здесь могла очутиться Наталья? У Антона Ильича в голове это не умещалось.

Она вдруг поднялась с кровати и в мгновение ока очутилась рядом с ним.

– Ну что такое? Что с тобой? О чем ты думаешь? – томно произнесла она, вдруг перейдя на «ты» и прикоснувшись к его плечу.

Антон Ильич вздрогнул от ее прикосновения. Наталья стояла совсем близко, и он вдруг отчетливо увидел, как под прозрачной тканью пылко вздымался ее бюст. Его бросило в жар. Без пяти минут теща стояла перед ним неглиже, в его номере, в два часа ночи… Он снял с себя ее руку и отстранился.

Глаза ее блеснули по-кошачьи, брови вскинулись вверх, губы усмехнулись. Она снова приблизилась к нему и прошептала:

– Ну перестань.

Антон Ильич попятился назад и оказался у самой стены.

– Перестань, мы же не дети. Хватит сердиться, давай помиримся…

Она хотела сказать что-то еще, но в этот миг в дверь постучали. Оба посмотрели на дверь, потом друг на друга.

Юля, подумал Антон Ильич?!

– Кто это? Ты кого-то ждешь? – удивилась Наталья.

Это конец, понял Антон Ильич. Что подумает Юля, увидев здесь мать?

Что же делать, лихорадочно соображал он? Не открывать? Когда он так ждал ее прихода? И так мечтал о примирении? Если он не откроет сейчас, она обидится еще больше. А если откроет? Она зайдет и увидит здесь мать? Поверит ли она ему? Или решит, что он крутит шашни с матерью за ее спиной? О боже! Черт бы побрал эту Наталью! Надо же ей было прийти именно сегодня. Да еще так нарядиться! Ну кто поверит, что в таком виде она явилась к нему просто поговорить? Спрятать ее, что ли, куда-нибудь? В ванну? Нет, в ванну опасно. Лучше на балкон. Закрыть ее там, захлопнуть дверь на замок и задернуть шторы. Пусть сидит, пока Юля не уйдет. Нет, что за нелепица! Не держать же ее там до утра! Она ведь и не усидит, кричать начнет, сцену закатит…

Стук повторился.

Α-a, пропади все пропадом, решил Антон Ильич! Открою. И будь что будет. Пусть Юля сама решает, кому верить.

Он решительно взялся за ручку и распахнул дверь.

Это был Эвклид. Он стоял, покачиваясь и упираясь одной рукой в стену, и был явно навеселе.