Шторм - [35]

— Просто подровнять, — сказал он несколько минут спустя, усаживаясь в кресло.

— Ну, тогда вы красавчиком-то не станете, черт подери.

Парикмахер, упитанная девушка лет двадцати, строго посмотрела на него в зеркало. Рино вопросительно кивнул, в ответ она достала ему маленькое зеркало и подняла над его головой.

— Че, думаете это стильный причесон?

В зеркале Рино увидел проглядывающую через редкие волосы лысину.

— Очень редко кто-то смотрит на мою голову сверху.

— И вы че, никогда не наклоняетесь? По-моему, это прям страшенная жуть.

Девушка, одетая в просторный черный балахон, явно скрывающий лишний вес, была яркой представительницей «северянки до мозга костей».

— И что вы предлагаете?

— Давайте сделаем из вас человека, а не какого-то занюханного слюнтяя.

Рино взглянул на себя в зеркало. Что ему терять? Он находился на окраине Лофотенских островов, и к тому времени, как командировка закончится, он успеет превратиться в самого себя.

— Окей, — сказал он, — сделайте меня красавцем.

Через полчаса «Вольво» инспектора со скоростью краба пробиралась по узкой дороге. Из зеркала заднего вида на Рино смотрел незнакомец. Маллет, с которым он не расставался с юношеских пор, исчез, но и новая прическа совершенно не добавляла ему шарма. Он остановился в небольшом закутке прямо напротив дома Фалка. Свежий ветерок холодил его затылок, и, поднимаясь к дому, Рино чувствовал себя голым. Постучав в дверь, он просунул внутрь голову и крикнул:

— Есть кто дома?

— В кабинете. Входите!

Он нашел Фалка в комнате, доверху набитой аккуратно расставленными и пронумерованными папками.

— Вы человек порядка!

Фалк обернулся.

— В какой-то мере. В юности был спортивным фанатом. Как вы видите, меня долго не отпускало.

Рино достал одну из папок. Конькобежный спорт, 1969–1970.

— Газетные вырезки?

— Да, и это тоже, но прежде всего результаты и показатели. Все это есть в папках.

— А по вам и не скажешь!

— Храню на память.

— Я приехал, чтобы узнать про слепых и слабовидящих. Вы что-нибудь выяснили?

Фалк повернулся на стуле вполоборота и достал c полки какую-то бумажку.

— Сначала я позвонил в психолого-педагогический центр, там мне сразу же назвали одно имя и обещали проверить еще, но тут меня посетила одна мысль, — на лице довольно угрюмого коллеги промелькнула улыбка. — Самый простой вариант зачастую самый лучший. Я связался с Норвежским обществом слепых. Ведь они занимаются и слабовидящими, подумал я. Так и вышло. Мне назвали четыре имени, в том числе в муниципалитете Флакстад.

Муниципалитет Флакстад находился по соседству и по количеству населения совпадал с Москенесом.

— Тем не менее, я запросил все имена с 1950 года, — Фалк развернул листок бумаги. — Всего одиннадцать человек, насколько мне известно, по меньшей мере четверо уже умерли. Трое переехали, таким образом, у нас четверо, включая одного ребенка.

Фалк протянул Рино листок, на котором он отметил четыре имени.

— Двое живут во Флагстаде, двое здесь, в Москенесе. Таким образом, если нам нужны только те, кто живет здесь, то у нас два человека.

— Вы их знаете?

— Не очень хорошо. Но я по крайней мере знаю, кто это.

— И эти двое ходили в специальную школу для слепых?

— На курсы — не в школу. Но да, оба ходили на эти курсы. Но только одна из них — в Хюсебю.

Фалк достал ручку и обвел красными чернилами имя Астрид Клевен.

— Что вы можете рассказать о ней?

Фалк пожал плечами.

— Живет тут неподалеку.

— Молодая? Старая?

— Примерно моего возраста.

— Когда она училась в Хюсебю?

— В конце шестидесятых.

— Интересно, знакома ли она с теорией о масках злости.

— Думаю, все несколько сложнее. У нее синдром Дауна.

— Значит ли это, что она не может общаться?

— Честно говоря, я не знаю. Она мало говорит, к тому же то, что она говорит, могут понять только самые близкие.

— Вот как. Тогда, наверное, будет эффективнее сначала поговорить со школой, в первую очередь с тем учителем, который продвигал теорию масок.

— Маски злости. — Фалк как будто бы не до конца верил в символическое значение маски.

— Я думаю, если Астрид Клевен действительно училась у этого учителя, это доказывало бы, что именно она нарисовала рисунок, который вы нашли в гараже. И если учитель все еще жив, он мог бы рассказать нам, почему она его нарисовала. Суть же маски в том, чтобы проработать психологическую травму, так?

Фалк резко задвинул папку на место на полке.

— Травмы бывают разными. Сам синдром уже может быть травмой.

— Она слепая или слабовидящая?

— Она носит на лице очки размером с бутылочные донышки, так что, видимо, немного видит.

— То есть слабовидящая. Нападения на людей с ограниченными возможностями случаются чаще, чем мы думаем. Астрид Клевен не только слабовидящая, у нее еще и задержка в развитии. И если она ходила в школу Хюсебю в конце шестидесятых, значит, травма, с которой она пыталась разобраться с помощью рисования, была нанесена до этого времени.

Фалк потер виски. Заметив, что коллега погрустнел, а глаза его остекленели, Рино решил сменить тему разговора.

— Хватит об этом, вы помните учительницу, о которой говорил Тофтен, пролистывая старые документы? Сёльви Унстад?

— Я помню, он упоминал ее.