Шторм - [24]

— Вряд ли кто-то к нему заходил. Я почувствовал запах еще до того, как открыл дверь.

— С Шуром никто не общается.

— Из-за заикания?

Фалк кивнул.

— Но кто-то же знал его мать. Кто-то должен был заметить, что общение прервалось.

Фалк потупил взгляд, возможно, он чувствовал себя виноватым в том, что упустил смерть этой женщины.

— Она была старой, очень старой. Те, с кем она общалась, сами давно умерли.

Возможно.

В этот момент из дома на лестницу вышел фельдшер скорой помощи. Он перегнулся через перила, и его несколько раз стошнило, потом он снова вошел в дом. Затем появился единственный врач в Рейне, датчанин с непомерно высокой зарплатой, чье присутствие здесь объяснялось нежеланием норвежских врачей вести частную практику в вымирающих прибрежных поселениях. Его нос и рот закрывал плотный шарф, он снял его, только приблизившись к полицейским.

— Вы можете предположить, как давно она мертва?

Худой низкорослый врач покачал головой:

— Еще снег лежал.

То есть не меньше полугода. Сын, конечно, постепенно привыкал к запаху, но все-таки в какой-то момент это должно было стать невыносимым. И все же он оставил ее дома, никому не сообщил о ее смерти.

— Может быть, он никому ничего не сказал, потому что заикается?

Фалк пригладил редкую шевелюру.

— Он общается записками.

— Или дело в пенсии? Он далеко не первый, кто посягает на пособия умерших родственников.

— Мы, конечно, проведем вскрытие, — врач повернулся к дому, к дверям аккуратно подъезжала машина скорой помощи. Затем вынесли носилки. Останки хорошо прикрыли, но лица фельдшеров выражали сильнейшее потрясение.

— Как я уже сказал, она мертва уже очень давно, — врач попрощался и сел в единственный в Рейне «Рэндж Ровер».

— Вы говорите, он общается записками.

Фалк кивнул.

— По крайней мере раньше так делал. В магазине, на почте. Большинство местных знают о его проблеме и стараются не мучить его.

— То есть, когда я буду с ним разговаривать, он будет писать мне в ответ?

Фалк пожал плечами.

— Скорее всего.

— Есть какие-нибудь мысли о том, где он может быть?

Фалк посмотрел на необъятный горный хребет и покачал головой.

— Мало знакомых?

— Пожалуй, слишком мало.

— Но ведь рано или поздно ему понадобится попасть домой.

Рино пытался пристроить на место челку, которой играл все усиливавшийся ветер.

— Нужно открыть все окна. При таком ветрище дом быстро продует.

Запах плотной пеленой окутал их, как только они ступили в коридор, Рино сосредоточился на том, чтобы дышать через рот. Окно в спальне уже было распахнуто, поэтому Рино открыл все другие окна и позволил северо-западному ветру привольно разгуливать по комнатам. Старые оконные петли гудели, а грязные шторы развевались как флаги.

— Осмотрите чердак, а я займусь подвалом.

Фалк находился в центре гостиной и вообще-то давно мог спуститься в подвал.

Наверх и вниз вела одна и та же лестница, так что Рино пришлось пригибаться, чтобы не удариться о верхние ступеньки. На маленьких полках стояли ряды старых банок с вареньем, погребенных под пылью и паутиной. Полоска света освещала подвал. Спустившись, Рино увидел, что источником света была распахнутая дверь.

В подвале не было ни перегородок, ни мебели, только холодные голые стены вокруг груды мусора. Рино направился к двери из подвала, из-за сильного сквозняка запах немного ослаб. Очевидно, Симскар удрал именно этим путем, затем пробрался к подножию гор и где-то спрятался. Потом он поймет, что побег был необдуманным поступком, и постарается проникнуть домой. Пытаться его разыскать абсолютно безнадежно, к тому же все в доме указывало на то, что обнаруженное тело — объект личной трагедии, а не преступления.

В то же время подсознание упорно посылало тревожные сигналы. Симскар, жертва многолетних издевательств, зачем-то навестил обожженного, хотя ни один из них не мог произнести ни слова. Кроме того, как будто было недостаточно только этого, в несчастном случае с газонокосилкой явно прослеживались черты преднамеренного преступления. И вот теперь еще труп, по всей видимости, матери Симскара, пролежавший в доме несколько месяцев. Неудивительно, что Симскар сбежал. У него земля под ногами горела.

Когда Рино поднялся обратно в гостиную, Фалк стоял и отрешенно смотрел на горы банок от варенья.

— Нашли что-нибудь? — спросил инспектор.

— Грязь и хлам.

— И вы понятия не имеете, где он мог спрятаться?

— Он ночной бродяга. Люди постоянно видят его на улицах после наступления темноты.

— Вы знаете, что он знаком с пострадавшим при пожаре?

— С Овесеном?

— Его так зовут?

— Сигурд Овесен.

— Симскар навещал его сегодня утром в пансионате.

Взгляд Фалка выражал искреннее удивление.

— Шур был в пансионате?

— Так утверждает одна из медсестер.

— Шур сторонится людей.

— И тем не менее, он там появился с запиской в руке.

Прищурившись, Фалк рассматривал настенный календарь, на котором была отмечена дата пару недель назад.

— Шур вряд ли сделал бы что-то подобное без острой необходимости.

Рино поразила одна мысль. Зажав рукой рот, он вошел в комнату, где скончалась мать Симскара. Матрас пожелтел от многомесячного разложения, к своему ужасу, Рино даже заметил какие-то останки. Он подавил рвотный рефлекс и направился к комоду. Аккуратно сложенное белье лежало в верхних ящиках. В нижнем опрятными стопками располагались вышитые скатерти, а в углу — газетные вырезки. Инспектор достал верхнюю: газета «Лофотенпостен» от 13 апреля. Пожар в гараже. Не главной новостью, кризис в рыболовной отрасли считался важнее. Еще одна вырезка — следующий день. До редакции наконец дошел масштаб происшествия, поэтому большая часть страницы посвящена именно случившейся трагедии. Рино насчитал восемь вырезок, включая три из газеты «Лофот-Тиденде» и одну из «Ависа Нурланд». Без сомнения, Симскар интересовался пожаром, и Рино догадывался, почему именно.