Штольни, тоннели и свет - [23]

— Должны быть расценки на все виды работ. Сам видел, да забыл. Склероз…

А Славка озверел. Проходчики шутили — не надо было откапывать. Но шутка звучала все серьезней, как предупреждение. Чего хотел звеньевой? Может быть, поверил, что теперь каждый будет получать по труду? Он завелся, стал комплектовать свое звено.

Клюшкин с Димкой остались, остальных выжил. На мастера — «салаженка в очках», кричал на каждой раскомандировке: говорил, что дубаки ему не нужны, что лопата падает из рук, когда мастер стоит за спиной, а пользы от него нет.

— Усы оборву, сачок, если крутиться не будешь.

Мастер отмалчивался, но с каждым наскоком звеньевого делал глаза строже. В комнате итээровского общежития, тренировался перед зеркалом, надеялся прожечь Славку взглядом. Лис, Лева, Тихий ухмылялись, помалкивали. Салаженка устроил на участок сам Такырбас.

— Таракан, — не унимался Славка. — Сунет за пазуху транзистор и тормозок с бутербродами, сидит, трясется, как сученка от холода. Я говорю: «Возьми лопату, погрейся!» — А он мотает головой: не могу, я — начальник!

Славка похвалялся, что писал в Якутию и на Колыму, где работают друзья — настоящие проходчики. Вот приедут — дадим жару. Теперь не то, что вчера, — теперь подряд!

Я бурил недалеко от портала. Сигареты кончились, пошел к тоннельщикам. Гляжу, в Славкином звене лопатит схватывающийся бетон мужик в черном подшлемнике. Лицо его показалось мне знакомым, будто вчера виделись. Оказалось — Абиш, только моложе.

Спросил, родственник травника, что ли? Он подмигнул — молчи! Вот тебе и бичара из каменной конуры.

За месяц они прошли двенадцать погонных метров тоннеля. Лис так и не вспомнил расценки. Получили меньше, чем в прошлом месяце, когда завалило Славку, смеялись: вместо того, чтобы пупок рвать, — надо устраивать по аварии каждый месяц.

Славка в город на отгулы не поехал, не пил, шлялся по окрестностям с дробовиком, а по участку с кислой рожей.

Я слышал, что Лис по ночам устраивает концерты, думал, работяги шутят.

Начальник не курил, не пил, жена под боком, — с чего бы ему не спать ночами? Но как-то приспичило проснуться я до рассвета. Зевая и пошатываясь, пересек двор и услышал бормотание во тьме. Лис стоял возле распахнутых дверей склада, под тусклым фонарем, и шарил в воздухе руками. — …Пятнадцать, шестнадцать… Семнадцать… Опять! — вскрикнул возмущенно.

Захлопнул дверь, щелкнул замком и побежал вдоль стены:

— Стой, семнадцатый! Ворюга, кто ты?

Я протер глаза и окончательно стряхнул сон: может, он лунатик?! Не видел бы сам «концерт» — не поверил бы.

На смену я пошел к порталу. Абиш азартно лопатил бетон, брызги летели во все стороны. Славка, проходя мимо, остановился, снял пальцем блямбу раствора с глаза, стряхнул, выругался. Клюшкин, увидев под глазом звеньевого пятно, расхохотался.

Славка, обернувшись к Абишу, скривился:

— Ну, ты полегче, мужик.

Абиш распрямился, увидел меня, кивнул: проходи, мол, мимо, потом поговорим!

Не хотел показывать, что мы знакомы, значит, так надо. Обиды нет! После ужина я отправился к его землянке. Долина казалась белой от лунного света, длинная тень кривлялась, повторяя мои движения, вдали, со стороны поселка, маячила чья-то фигура. Я оглянулся раз и другой — не за мной ли идут? Присел в русле высохшего ручья, подкараулил идущего. Это был Проша и он явно следил за мной, потому что, потеряв из виду, заметался, потом тоже спрятался. Я подождал несколько минут, выпрямился и быстрым шагом направился к могильнику — пусть попробует найти там.

Абиш лежал, отдыхая после трудов. Железяка-меч под головой, в ногах новенький ящик с гвоздями. Я сел на него. Наверху послышались шаги, потренькали камушки и вскоре все стихло. Прислушиваясь, я вполголоса стал рассказывать, что вытворял ночью Лис.

— Семнадцатый — это я! — заявил Абиш. — Разве не догадываешься по зарплате, что на участке мертвые души? Я их узнаю по запаху, а Лис только на ощупь.

Я молчал, не верил помолодевшему старику, но все равно было интересно. И он громче и торопливей заговорил:

— Мертвые души… Шестнадцать человек. Днем делают вид, что работают, ночью торгуют краденым. Вчера Лис давал гвозди. Я пристроился, будто из их компании. Забрал семнадцатый ящик — это справедливо. Лис понять не мог, кричал…

— Старый, а врешь. Нехорошо! — вздохнул я и поднялся, потому что ждал не такого разговора.

Вышел не прощаясь. Вдали, почти у бетонного узла, маячили две тени. Проша и Орангутанг, потеряв меня, возвращались в свой красный вагончик под горой. Я поплелся следом ними, вспоминая ящик гвоздей. Откуда взял? Лис и ржавый гвоздь без расписки не даст.

Клюшкин с шофером мехколонны, ездил в одно из ущелий Турайгыра на ночную охоту, фарить зайцев. Машина вернулась утром и лихо развернулась возле бичевского вагончика. Клюшкин выпрыгнул из кабины, зажимая под мышкой сверток с разобранным дробовиком, в руках — четыре зайца с болтающимися длинноухими головами, толкнул плечом дверь. Славка с Димкой переодевались после смены.

— Ну, мля, что видел, до сих пор глазам не верю, — бросив у порога зайцев, захлебывался Клюшкин. — Из Копенгагена напрямки ехали по полю. Гляжу — на повороте у скал такырбасовская волжана, дверцы нараспашку, а начальник стоит загнутый…