Штауффенберг. Герой операции «Валькирия» - [12]
В то же время он продолжал оставаться юношей своего возраста. Став скаутом, он числился в одном отряде с братьями. Они обожали походы в лес, игры при свете луны, походные костры, у которых рассказывались легенды древней Германии, пелись песни ландскнехтов, тех самых ландскнехтов, что «бились за новый имперский порядок» под знаменами разных кондотьеров.
11 января 1923 года время безмятежной юности закончилось. В их жизнь беспощадным вихрем ворвалась суровая реальность. Поскольку Германия прекратила поставки угля во Францию, Раймон Пуанкаре решил оккупировать Рур. Протестуя против этого, Штреземен, канцлер рейха, призвал к всеобщей забастовке и пассивному сопротивлению. Это было время унижения, колониальные войска издевались над немецким населением. Начались нападения на французских оккупантов, вызванные в ответ репрессии. Появились мученики, как Лео Шлагетер, которого французские военные расстреляли за приведение в негодность железнодорожного пути.
Дети Штауффенбергов вышли из своего эстетического отупения. Они были патриотами. Теперь они стали националистами, смутно понимая это, но испытывая жажду деятельности. Поставленный перед свершившимся фактом, главнокомандующий вооруженными силами генерал фон Зеект решил, что не может больше обходиться 100 000 военнослужащих. Он организовал тогда фантомную армию «Черный рейхсвер», благодаря ускоренному обучению резервистов, которые оставались на службе всего по нескольку месяцев. Союзники все это видели, но молчали.
Александр и Бертольд решили пройти подготовку курсантов. Бертольд прервал для этого изучение права, Александр — истории искусства. Причины, заставившие их сделать это, были понятными. Александр написал: «При таком развитии событий мы все должны быть на своих местах, поскольку все это закончится ужасным образом». Бертольд от него не отставал: «Думать о будущем не имеет смысла. Все закончится диким хаосом. А если это закончится по-другому, нас ждет наихудший вариант американизма. Во всяком случае, хорошо, что мы отправляемся в Людвигсбург — училище начальной военной подготовки. Кто знает, сколько еще пройдет времени до того, как это нам понадобится». Бертольд не был принят по состоянию здоровья. Александр прослужил три месяца в престижном 17-м кавалерийском полку в Бамберге, где традиционно проходили службу отпрыски самых титулованных католических семей голубой крови.
Для Клауса это было временем одиночества. После прибытия Александра из училища близнецы вернулись к учебе в университетах Гейдельберга и Йены. Кроме того, они начали набираться основополагающего духовного опыта, присоединившись к кружку поэта Штефана Георге, одного из лидеров эстетического фундаментализма. Мы часто будем возвращаться к этому кружку учеников Георге, потому что многие историки усмотрели в нем корни попытки государственного переворота 20 июля. А пока запомним то, что старшие братья были покорены, что Клаус с нетерпением ждал того момента, когда он сможет присоединиться к великим временам поэзии. А также то, что он с религиозным почтением читал книги этого великого человека — «Седьмое кольцо» или «Звезда союза». На золотистых обложках уже стояла свастика.
В 1923 году повседневная жизнь была менее бурной. После оккупации французами Рура вновь начались волнения. На улицах стали маршировать люди в коричневых рубашках со свастикой на рукавах. Забавный человечек — прибывший из Австрии болтун с плебейским акцентом, некто по имени Адольф Гитлер — даже попытался произвести в Баварии государственный переворот, потерпевший неудачу, несмотря на поддержку генерала Людендорфа. Его партия национал-социалистов в Вюртемберге была практически никому не известна. Зато существовало множество других партий и течений. Германские националисты носили повязки с цветами бывшей империи (черно-бело-красный), прогрессисты — цвета Веймарской республики (черно-желто-красный), коммунисты из ГКП обожали флаг славного Советского Союза. В стенах лицея Людвига-Эберхарда все было относительно спокойно. Но за его стенами все было наоборот. Случались драки. Ученики «Красного фронта» частенько подкарауливали «буржуйских детей», чтобы разделаться с ними. Обстановка все более накалялась. Лицей однозначно выразил свою политическую принадлежность путем символики. До самого 1933 года он оставался украшенным императорскими цветами, а 18 января там продолжали отмечать юбилей свергнутой монархии с такой же энергичностью, с какой ругали Версальский договор.
По словам одноклассников Клауса, он не проявлял при этом большой политической ангажированности. Он был юношей мягким, мечтательным, увлеченным искусствами. Он активно участвовал в подготовке выставки репродукций произведений современного искусства, которая была организована преподавателями лицея. Несмотря на то что консервативные круги с отвращением глядели на композиции
