Шрек-2 - [26]

Палочка упала, подскочила, перекатилась и замерла. Ослепительно сиявшая на ее конце звезда стала меркнуть, тускнеть, и миг спустя угасла совсем. Все стояли, ошеломленные случившимся, не в силах двинуться с места. А на полу лежали пустые королевские доспехи, и Гарольда не было в них — он тоже исчез, словно растаял в воздухе…

Глава двадцать вторая О том, что иногда лучше быть лягушкой, чем королем, и гоблином, чем человеком, или продолжение бала

Шрек и Фиона, которые были ближе всех к исчезнувшему королю, сделали несколько шагов, подойдя к лежащим на полу доспехам. Фиона упала на колени, и, уронив на нагрудник кирасы голову, обнимая пустой доспех, прошептала:

— Папа!

Шрек поднял Фиону с пола, утешая ее. Лилиан тоже опустилась на колени рядом с доспехами… и тут все услышали исходящий оттуда какой-то странный звук…

— Он… — пробормотал Пиноккио.

— Да… — сказал один из Поросят.

А Джинджи, стоявший ближе всех, с трудом сдерживая рыдания, произнес:

— Он… квакнулся!

И действительно, из доспехов снова раздалось, теперь уже вполне явственно, громкое «Ква!». Там что-то зашевелилось, и наружу выглянула большущая зеленая лягушка с маленькой золотой короной на голове.

— Гарольд?! — спросила, не веря своим глазам, Лилиан.

— Папа?! — произнесла Фиона.

Лягушка выбралась наружу, и уселась на нагрудник доспеха.

— Я надеялся, что вы не увидите меня таким… — удрученно пробормотала она голосом Гарольда, понурив голову.

— Жаба! — презрительно сказал Шреку глядевший во все глаза на эту сцену Конь. — А еще тебя доставал!

— Осел! — укоризненно отозвался Шрек.

— Нет-нет, он прав! Простите, вы оба! — Гарольд виновато взглянул на Фиону и Шрека. — Я только хотел, чтобы Фиона была счастлива, но теперь я вижу, что она уже обрела свое счастье… — Лягушка привстала на задние лапки, приложив переднюю к груди. — Шрек, Фиона! Вы примите извинения старой жабы… и мое благословение?

Фиона и Шрек переглянулись.

— Гарольд! — произнесла королева, глядя на короля с каким-то странным выражением.

— Прости меня, Лилиан! Я всегда старался быть мужчиной, достойным тебя.

С этими словами Гарольд хотел спрыгнуть на пол, но Лилиан поймала его на руки, и поднесла к своему лицу, как будто собираясь поцеловать.

— Сегодня, несмотря на все твои бородавки, — заявила она, — ты вел себя, как настоящий мужчина!

И Гарольд горделиво квакнул, раздувая шею, а на его морде появилось довольное и умиротворенное выражение.

И в этот миг часы начали бить полночь.

— Босс! — вскричал Кот. — Эликсир! Действие зелья скоро закончится!

— Полночь! — промолвил Шрек, глядя на часы. — Фиона! Скажи, хочешь ли ты быть всегда в таком облике?

И Шрек, обняв свою прекрасную возлюбленную за плечи, притянул к себе.

— Что?

— Поцелуй меня — и останешься такой до конца своих дней!

— И ты — тоже? Пойдешь на это?

— Да!

— Ради меня?

— Да!..

Фиона оглянулась — ее мать стояла рядом, глядя на нее и улыбаясь. Фиона вновь повернулась к Шреку:

— Я хочу того, о чем мечтает любая женщина — жить со своим мужем долго и счастливо! — Шрек потянулся к ней, собираясь поцеловать, но Фиона отстранилась и приложила ладошку к его губам. — А мой муж — гоблин, которого я полюбила! — И она нежно погладила Шрека по щеке.

Между тем, часы продолжали мерно отсчитывать удары — девять, десять, одиннадцать… Кот, сидящий на Коне, глядя на Фиону и Шрека, бормотал:

— Что бы ни произошло… главное — не расплакаться! Я не могу тут, при всех, разрыдаться!

И он отвернулся, не в силах совладать с собой.

Часы ударили в двенадцатый раз…

Фиона и Шрек стояли, держась за руки, глядя друг на друга влюбленными глазами, и не замечая ничего вокруг. А вокруг них начал снова сгущаться волшебный сверкающий туман. Их фигуры засветились, стали расплывчатыми, оторвались от земли… Все в зале ахнули.

И вместе с ними оторвался от земли и окутался светящимися искрами и Конь. С ним стало происходить что-то странное.

— Нет-нет, я не хочу! — бормотал он, глядя на свое копыто. Но подкова вдруг с треском отлетела, ударив его по морде. Его грива становилась все короче и жестче, и быстро темнела, хвост сжимался и терял пышность, а уши, наоборот, становились все длиннее. И, наконец, Осел — да, да! — прежний Осел плавно опустился на землю. Он оглядел себя, тяжко вздохнул и понурил голову.

А Шрек и Фиона, которые тоже оказались на полу в своем прежнем гоблинском обличии, нежно смотрели друг на друга, и были совершенно счастливы. Обернувшись на вздох Осла, больше напоминающий стон, Шрек усмехнулся и сказал:

— Знаешь, а для меня ты так и останешься благородным жеребцом!

Фиона погладила этого нового, а вернее, старого Шрека по щеке, и нежно произнесла:

— Любимый! Так на чем мы остановились?

Шрек довольно осклабился:

— Ах да, я вспомнил! — и он, наконец, обнял Фиону и поцеловал.

Все, кто был в зале, дружно зааплодировали, а Лилиан нежно прижала к своей щеке Гарольда-лягушку, которого продолжала держать в руках.

И тут Кот, успевший взобраться на сцену, воскликнул:

— Эй, сейчас самое время повеселиться!

И вот тогда, наконец-то, грянул настоящий бал! Кот и Осел отплясывали так, что пол гнулся, и пели на весь зал. Волк в своем неизменном наряде бабушки играл на банджо, притопывая и кружась по сцене, Фиона танцевала, держа на руках лягушку — Гарольда, а Шрек плясал со своей тещей — Лилиан. Пиноккио откалывал чечетку в лучшем стиле деревянных человечков, за роялем сидели рядом королевский музыкант и однорукий пират из таверны, и наяривали нечто совершенно бешеное…