Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда - [72]

Наш рейс компании «Люфтганза» из Карачи приземлился после полуночи. Появился немецкий консул, который хотел убедиться в том, что наш фактический вылет из страны пройдет без осложнений. Сначала мы говорили на нейтральные темы, а потом он полушепотом рассказал мне, как проходили переговоры о нашем освобождении. Я даже и не подозревал, что это была такая масштабная операция. Сначала я с трудом ему верил, но потом он убедил меня в том, что все соответствовало действительности. В ходе шестидневной войны израильтяне захватили пять тысяч египетских пленных, включая девять генералов. Единственным условием их обмена было освобождение из египетских тюрем десяти израильтян, в числе которых были я и моя жена. Я был ошеломлен. Наверное, не меньше меня были ошеломлены египетские власти, которые только теперь наконец могли убедиться в том, что я был израильтянином. Выгодность этого обмена для египтян не вызывала сомнений, но для спасения лица они навязали длительную процедуру переговоров, которые в конце концов и привели нас с Вальтрауд в зал транзитных пассажиров каирского аэропорта.

Наконец в сопровождении консула, представителя службы безопасности, стюардессы и офицера полиции мы с Вальтрауд прошли к самолету. Полицейский вручил нам наши паспорта и отошел в сторону, наблюдая, как мы поднимались по трапу на борт самолета. Он наблюдал до самого последнего момента, пока не закрылись двери.

— Пожалуйста, пристегните ремни.

Загудели двигатели самолета, и лайнер плавно тронулся с места.

— Ну вот мы и поехали, — сказал я Вальтрауд.

Однако эта реплика оказалась преждевременной.

Шум двигателей утих, и по трансляции объявили: «Дамы и господа, просим проявлять терпение. Власти аэропорта пока не дают нам разрешения на взлет. Наш вылет может несколько задержаться. Благодарим вас».

— Что случилось? Может, нас не хотят выпускать? Неужели египтяне передумали?

Мы с Вальтрауд смотрели друг на друга, не решаясь высказать то, что мелькало у нас в сознании.

— Это немецкий самолет? — спросила Вальтрауд. — Мы ведь находимся на германской территории, не так ли? Или они могут снять нас?

— Нет, нет. Это германская территория, — постарался я соврать как можно убедительнее.

Я выглянул в окно. Невдалеке появилась пожарная машина, но никаких полицейских.

— В чем задержка? — небрежно спросил я стюардессу.

— Какая-то мелкая формальность. Взлетим через минуту.

Да, подумал я, вы-то взлетите, но без Лотцев.

Ожидание длилось около двадцати минут. Это были самые долгие двадцать минут в моей жизни. Потом с легким толчком самолет тронулся с места, быстро набрал скорость и взлетел. Вальтрауд сжала мою руку:

— Мне плохо.

— Успокойся. Все в порядке, — сказал я, глядя в окно на быстро удаляющийся Египет. — Все наши несчастья, дорогая, остались навсегда позади.

— Да, теперь мы наконец можем подумать о будущем. Что мы с тобой будем делать?

— Сначала как следует отдохнем, поедем в отпуск, а потом решим, что делать. Главное, что мы снова вместе.

— Ты знаешь, это напомнило мне одну строчку из твоего письма, где ты писал, что мы «снова будем в седле».

— Мы действительно покатаемся с тобой верхом, но на этот раз уже в Израиле.

— Помнишь, как мы мечтали, что купим дом в сельской местности, будем вести тихую, размеренную жизнь? Ты серьезно говорил?

— О да! Лотц — фермер. Да, это было вполне серьезно.

— Теперь, когда ты сказал мне об этом, я могу успокоиться. Я почти ожидала, что ты мне скажешь, где мы будем выполнять наше следующее задание.

Эпилог

Прошло четыре года с момента нашего освобождения. Мы с женой обосновались в небольшой деревне в пригороде Тель-Авива. Вальтрауд получила израильское гражданство и научилась бегло говорить на местном языке. Я вышел в отставку и получил работу в довольно большой частной сыскной компании, которая, помимо всего прочего, занимается обеспечением безопасности банков и промышленных предприятий. Сбылась наша мечта жить в деревне. Эта спокойная и счастливая жизнь очень сильно отличается от той суетной и авантюрной атмосферы, в которой мы жили в Египте.

Когда я вернулся в Израиль, мне показали некоторые практические результаты моей работы в виде фотографий и других документов. Я испытал чувство огромного удовлетворения оттого, что сумел внести свой вклад в победу в шестидневной войне. Я иногда показываю своим друзьям те девять кинопленок, которые египетский прокурор так любезно вернул мне непроявленными.

Естественно, те испытания, через которые мы прошли, особенно годы, проведенные в тюрьме, оставили свой след. Например, когда мы строили свой дом, то позаботились о том, чтобы все комнаты были большими — маленькие слишком напоминали нам о тюремных камерах. В течение нескольких месяцев после того, как мы въехали в этот дом, я часто вставал ночью и выходил в сад только для того, чтобы испытать прекрасное чувство свободы, просто убедиться в том, что в любой момент я могу открыть дверь и идти куда угодно.

Вальтрауд по-прежнему выглядит великолепно, полна энергии и неизменного чувства юмора, но здоровье ее пошатнулось, главным образом в результате жестоких методов допроса. Я немного пополнел и иногда чувствую одышку, если слишком много езжу верхом. Кстати, верховая езда остается нашим главным увлечением. Что же касается нашей светской жизни, то Вальтрауд поставила одно условие, с которым я охотно согласился, — мы принимаем только тех, кто нам действительно нравится. Если мне иногда приходится встречаться или угощать кого-то по чисто деловым соображениям, то я делаю это вне дома. Гостеприимство нашего дома — строго для наших друзей.