Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда - [55]

Мои действия заслуживают осуждения, но их в какой-то степени можно понять. Мое прошлое было безупречным. (Эта фраза сопровождалась многозначительным взглядом и паузой.) Я был не профессиональным шпионом, а простым дилетантом, которого направили в Египет настоящие преступники, обосновавшиеся в Тель-Авиве, для которых любое наказание будет недостаточно суровым.

Адвокат охотно разделил надежды обвинения о том, что настоящие преступники, сионисты, вскоре будут сметены с лица земли. С учетом этих обстоятельств защита полагает возможным применить к главному обвиняемому менее суровую меру наказания, чем смертная казнь.

Что же касается госпожи Лотц, то это совершенно особый случай. Она не признала себя виновной и в действительности ни в чем не виновата. Она лишь подчинялась желаниям своего мужа, которого любила. С каких это пор любить своего мужа стало преступлением? Адвокат почтительно не согласился с мнением обвинения о том, что госпожа Лотц являлась израильским агентом. И почему они действительно не могли встретиться в поезде? В Европе не такая уж редкость, когда мужчина и женщина после случайной встречи решают пожениться, чего, к счастью, не существует в исламских странах. Но в этом суде не рассматриваются европейские обычаи. Суд рассматривает дело госпожи Лотц, которая не нарушила ни одного закона Объединенной Арабской Республики. Адвокат предложил оправдать ее.

Вот и все. Такова была наша защита, за которую адвокату было уплачено 80 тысяч долларов. Адвокаты Кисова были кратки и строго придерживались существа обвинения. Они представили суду досье, состоящее из многочисленных газетных вырезок, доказывающих, что все конкретные данные, содержавшиеся в докладах Кисова, ранее публиковались в открытой печати. В этой связи не могло быть и речи о том, что он собирал какие-то секретные сведения. Он дружил с семьей Лотц, но в этом нет никакого криминала. У Лотца имелись сотни друзей, которых он использовал в своих интересах без их ведома. Сам Лотц заявил, что Кисов ничего не знал о его связях с израильской разведкой. Если он и допускал какие-то негативные высказывания по отношению к режиму, то это не относится к рассматриваемому делу, к тому же Египет свободная страна. Если его поведение не нравилось властям, то они могли выдворить его из страны, но не отправлять его в тюрьму. Следовательно, предъявленные Кисову обвинения несостоятельны.

— Суд огласит приговор 22 августа в 10 часов утра, — объявил председательствующий. — Желает ли кто-нибудь из обвиняемых выступить с последним словом?

— Ваша честь, — поднялся я со своего места. — Дело касается моей жены. После рассмотрения всех доказательств каждому здравомыслящему человеку должно быть ясно, что она ни в чем не виновата. Виноват я, и только я. Моя жена, может быть, не очень умна, но это не делает ее преступницей. Если по своему недомыслию она нарушила какие-то законы, то сделала она это не сознательно, но под моим влиянием и ради меня. И за эти мелкие прегрешения она уже наказана сверх всякой меры. Шесть месяцев ее держали в одиночной камере, а теперь она знает, что будет надолго, если не навсегда, разлучена со своим мужем. Она уже достаточно наказана. Я прошу суд освободить мою жену и не разрушать того, что осталось от ее жизни и от ее молодости. Что же касается меня самого, то мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Суду известны все факты, и каждое мое слово, произнесенное в этом зале, — правда. Это был справедливый суд, и я уверен, что он вынесет справедливый приговор.

— Благодарю вас, господин Лотц, — сказал председатель. — Объявляется перерыв.

— Превосходная речь, — сказала мне Вальтрауд, когда тюремный фургон мчал нас в тюрьму Канатер. — Какой трогательный призыв в защиту твоей бедной жены. Думаешь, это поможет? Все равно, милый, твои усилия заслуживают наивысшей оценки.

— Не знаю, поможет ли это, но мы должны держать марку.

— И потом, все эти комплименты, которые ты сказал в адрес суда: справедливый суд и тому подобное.

— Ну, милая, за пять лет, проведенных в Египте, мы прошли великолепную школу лицемерия.

Виновны

— Встать! Высокий суд идет!

Пожилой секретарь суда Рашид эль-Тантави торжественно распахнул небольшую дверь, которая вела в комнату совещаний. За свои сорок два года службы при короле Фуаде, короле Фаруке и теперь при президенте Насере он не мог припомнить ни одного судебного процесса, который продолжался бы так долго и привлек такое внимание.

Взгляды всего зала были прикованы к Рашиду, когда он, как дворцовый герольд, громогласно объявил появление в зале высшего суда, который должен огласить приговор по делу Лотца, его жены и Кисова. Это был один из самых значительных моментов его карьеры, и Рашид заслуживал этого исторического момента. Его белая форма была безукоризненно отглажена, начищенные медные пуговицы с египетскими орлами сияли ослепительным блеском.

Через открытую дверь Рашид заглянул в комнату для судей. Судьи еще только готовились к выходу. Остается еще несколько секунд. Рашид снова выпятил грудь и хорошо поставленным голосом прокричал:

— Внимание! Всем внимание!