Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда - [54]

Относительно последнего процесса над Леоном Томасом и его женой Китти. Томас являлся израильским шпионом и был повешен, а его жена приговорена к смертной казни заочно. Интересно отметить, что на суде Томас вел себя так же, как и Лотц. Та же история, та же паутина лжи, такая же случайная встреча в железнодорожном купе. Джон Леон Томас был пойман 5 января 1961 года, а через два дня, 7 января, в Египет прибыл Лотц. Это не могло быть простым совпадением. То, что Лотц говорит о своей жене, полностью совпадает с теми инструкциями, которые были ему даны. Другими словами, он хочет нам сказать: «Да, я пойман, но я выгораживаю свою жену, чтобы она могла продолжать заниматься шпионажем».

Израильская шпионская организация благословила этот брак и открыла шпионской чете счет в германском банке на сумму 15 тысяч долларов. Обвиняемый в ходе допроса признал, что жена была свидетелем того, как он проводил свои шпионские радиопередачи. На самом деле в своем поведении она далеко выходила за рамки обычной домохозяйки. Вспомните, как она стояла на страже у дверей спальни, пока он проводил радиосеанс. Как она сопровождала его в различных поездках с целью наблюдения за военными объектами. Как она притворилась, что у нее опухоль мозга и ей каждые шесть месяцев нужно ездить в Европу. Как она помогала ему собирать информацию о секретных ракетных и авиационных базах, новых стратегических дорогах. Как она помогала ему собирать сведения о войне в Йемене, о военных специалистах и военной промышленности.

Перед вами находятся люди, которые потеряли человеческий облик. Перед вами наемный убийца, который предал свою собственную страну и сам признался в том, что у него нет никаких других интересов, кроме денег. Он заявил мне: «Я работаю не за медали, у меня их достаточно с прошлой войны. Я не страдаю от известного немецкого комплекса вины. Меня не интересует ничего, кроме денег и собственного удовольствия».

Как, я спрашиваю вас, кто-то может испытывать хоть малейшую жалость к этим людям? Может ли приличный человек понять, не говоря уж о том, чтобы оправдать мотивы, которые заставили их заниматься шпионажем? Разве наша страна не встретила его как друга, не оказала ему честь, не подозревая, какой вред он ей причинит? И он отблагодарил за эту дружбу и гостеприимство динамитом. Обычно в сердцах людей всегда найдется частица сострадания даже для государственного преступника, если в нем осталась хоть капля порядочности. А что можно сказать об этой женщине, которая разыгрывает здесь сцену любви к своему мужу? Она любит его, несмотря на совершенные им преступления, его предательство и вероломство. Может ли любовь, которая всегда прекрасна, быть такой грязной? Как можно называть ее чувства к нему любовью, когда это всего лишь дешевая страсть? Что творится у нее в душе, когда она любит его, несмотря на все его грязные дела? Ее черная душа просто искала себе пару, и одна тьма нашла другую. Теперь, когда они просят о милосердии, я хочу напомнить им о тех, кого они лишили надежды, счастья и жизни.

Я прошу суд приговорить их к высшей мере наказания в виде смертной казни через повешение. Прошу во имя тех глаз, которые уже не могут видеть, ради защиты нашего Священного Отечества, прошу от имени страны, чьими сыновьями вы являетесь, которая вырастила вас и сделала тем, кем вы стали. Что же касается организаторов преступления, которые заслали обвиняемых в нашу страну, то их день придет. Придет день, когда в Тель-Авиве пройдет процесс типа Нюрнбергского, где на скамье подсудимых оказались враги человечества. Я не мечтатель, и это не грезы. Я утверждаю, что судебный процесс в Тель-Авиве состоится. Справедливость истории восторжествует, и я надеюсь дожить до этого светлого дня.

Перед тем как объявить перерыв, председательствующий сообщил, что адвокату тоже будет предоставлено два дня для защиты.

На выходе из зала суда мы столкнулись с Самиром, который с улыбкой пожелал нам хорошего отдыха.

Вальтрауд в изумлении покачала головой:

— Я никогда не пойму этих египтян.

Али Мансур начал свою речь с извинения.

— Я выступаю в этом суде в качестве защитника шпиона и его жены. Этот человек принес большой вред нашей любимой стране и заслуживает наказания. Естественно, все мы с ужасом и отвращением глядим на этого человека, но по египетским законам он имеет право на защиту. Египетский адвокат — это сын своего народа. Величие и справедливость наших законов проявляются в том, что они требуют защищать самого гнусного преступника. Каковы бы ни были мои чувства, я намерен выполнить свой долг.

Он еще битый час продолжал в том же духе. Он обратил внимание на то, что я признал себя виновным по шести из десяти пунктов обвинения. Остальные пункты были недостаточно доказаны. Он не утверждал, что я невиновен по этим пунктам, просто суду не было представлено достаточно доказательств. Как будто доказательств по первым шести пунктам было недостаточно для того, чтобы меня повесить. Вместе с тем он обратил внимание суда на некоторые смягчающие мою вину обстоятельства. Вторая мировая война исковеркала мою жизнь, сломала мою карьеру военного офицера и оставила меня без средств к существованию. Я уехал в Австралию, многие годы работал там за мизерную зарплату. Потом опять за небольшую плату стал инструктором в одной из берлинских школ верховой езды. Там я поддался искушению, захотел вести жизнь миллионера в обмен на информацию, которую я представлял своим хозяевам. Вначале это выглядело довольно безобидно, но постепенно я увяз в этой паутине, как это всегда бывает, когда человек соприкасается со шпионской организацией.