Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - [90]

Эллиотт и Филби шпионили, интриговали и общались по-семейному, и со временем эта спайка только крепла. Элеанор и Элизабет сблизились не меньше, чем их мужья. По выходным две семьи брали общий пляжный домик «Акапулько» в Хальде, а к ним присоединялся полковник Алек Броуди, одноглазый ветеран войны с множественными ранениями, заядлый курильщик трубки, ныне военный атташе британского посольства. Во время школьных каникул дети Эллиоттов и Филби с удовольствием играли вместе. Тинейджеры Марк и Клаудия полюбили забавного «дядю Филби». «Он был одним из немногих взрослых, кто относился ко мне всерьез», — позже вспоминал Марк Эллиотт.

При всем политическом напряжении Бейрут оставался уютным прибежищем для эмигрантов и туристов, местом, где, по словам Эллиотта, можно было «утром покататься на лыжах, вечером поплавать», а в перерыве устроить пикник на холме. С наступлением сумерек веселье не заканчивалось, а продолжалось далеко за полночь: застолья, коктейли. Как и в Швейцарии, Эллиотты принимали бесконечных гостей. Одним из первых был Ян Флеминг, нежданно-негаданно позвонивший из аэропорта в ноябре шестидесятого и напросившийся на постой. Через пару дней он отправлялся в Кувейт по прибыльному заданию национальной нефтяной компании, чтобы рассказать о стране. К тому моменту Флеминг-писатель, пользовавшийся необыкновенной популярностью, продолжал свою разведывательную деятельность как вольный наемник, и от него Эллиотт узнал, что британскую морскую разведку очень интересует оборонный потенциал иракского порта в Басре. Эллиотт «пообещал навести справки» и попросил об ответном одолжении: редкие для Кувейта дожди дали урожай несравненных белых трюфелей, так вот, не пришлет ли ему Флеминг коробку грибов? Характерный эллиоттовский стиль: немного шпионажа в обмен на трюфели. В тот же день Флеминг объявил, что у него назначена встреча «с армянином» на площади Мучеников; однако у Эллиотта сложилось полное впечатление, что создатель «агента 007» на самом деле «договорился о просмотре порнографического фильма хорошего качества».

С течением времени Эллиотт и Филби общались все чаще, встречались регулярно «на вечеринках для британских дипломатов и журналистов». Семейный архив Эллиоттов лета 1960 года изобилует совместными фотографиями двух кланов, наслаждающихся бейрутским пляжем и ночной жизнью города: Филби в основном предстает в купальных трусах и футболке или в костюме, улыбающийся, загорелый и частенько, очевидно, пьяный.

Поведение Филби все дальше выходило за рамки приличий, чем-то напоминая выходки Гая Берджесса. «Ради смеха, а не по злобному умыслу, — писал Эллиотт, — он мог отпустить такое, что все сразу замолкали. Подобные замечания, конечно, разряжали атмосферу скучной вечеринки, но нередко становились причиной острого недовольства». Эллиотт любил его подначивать. Он вспоминал один особенно яркий эпизод, когда выходка Филби «спровоцировала небывалую цепную реакцию», в результате чего тихая коктейльная вечеринка едва не превратилась в побоище.

Эту вечеринку устроили мы с Элизабет, когда к нам приехали погостить мои родители, уже очень старые. Пригласили человек сорок, в том числе Филби с женой и нашего посла, сэра Мора Кростуэйта. Когда в общей болтовне вдруг возникла пауза, Филби громко обратился к Мору: «Вам не кажется, что у Энн [супруги посольского работника, стоявшей рядом с ним] лучшая грудь во всем Бейруте?» Мор разозлился, полагая, что вышеупомянутая грудь — неподходящая тема для обсуждения за коктейлями. Энн, наверняка гордившаяся этой частью анатомии, разозлилась, что ее грудь обсуждают публично, тем более с послом. Ее супруг разозлился, будучи того же мнения, что и посол: дескать, негоже сплетничать на вечеринке по поводу дорогой для него груди. Джейн, жена другого посольского работника, разозлилась, искренне считая, что у нее грудь будет получше, чем у Энн. Ее супруг разозлился, будучи согласен с послом по поводу неуместности подобных сплетен. Джейн, жена еще одного посольского представителя, разозлилась, полагая, что у нее грудь лучше. Ее супруг разозлился, вероятно, считая свою жену задетой. Элеанор Филби разозлилась вдвойне, так как ей в этом отношении похвастаться было нечем, поэтому для нее сравнение прозвучало особенно возмутительным. И, наконец, Элизабет разозлилась, почувствовав, что вечеринка пошла вразнос. Единственным, кто находил эту шутку блестящей, был сам Ким Филби.

Как, впрочем, и Николас Эллиотт, который потом до конца дней рассказывал ее благодарным слушателям.

В душе Эллиотт был озабочен возлияниями друга. Он видел, как Эйлин, спиваясь, загнала себя в гроб. Мать Филби, Дора, перед смертью в пятьдесят седьмом году выпивала в день бутылку джина. Эллиотт опасался, что алкоголизм Филби может отразиться на его здоровье и на детях: «Ким не стеснялся напиваться у них на глазах». Филби даже учил своего юного сына Гарри смешивать «убойный мартини».

Филби и Эллиотт усердно искали контактов с американцами, особенно имеющими отношение к разведке, каковых в Бейруте, сделавшемся полем битвы «холодной войны», было хоть отбавляй. После дезертирства Берджесса и Маклина и выдвинутых против Филби обвинений отношения между ЦРУ и МИ-6 стали очень напряженными, но к 1960 году они снова вошли в нормальное русло. Кое у кого в Вашингтоне оставались подозрения насчет Филби: в ФБР, например, Эдгар Гувер и Билл Харви продолжали считать его предателем. В ЦРУ же в целом сходились на том, что если МИ-6 ему доверяет и Гарольд Макмиллан заявил о его невиновности, значит, Филби чист. Энглтон поднялся в ЦРУ на новую вершину. В пятьдесят четвертом его назначили шефом контрразведки, и в этой должности он пробудет два десятилетия. Будучи главным охотником за шпионами в Америке, со временем он «получил признание как ключевая фигура в контрразведке всего антикоммунистического мира». Еще более худой и отстраненный, чем прежде, Энглтон, доверявший единицам и не доверявший всем остальным, вызывал у коллег смешанные чувства благоговения и страха. Впоследствии он утверждал, что «расколол» Филби, однако его действия это опровергают. По свидетельству одного историка, у Кима время от времени происходили дружеские контакты с Энглтоном, и он «использовал эти возможности, чтобы заверить своего американского приятеля в своей невиновности». Если бы ЦРУ подозревало, что Филби является советским шпионом, то оперативники Энглтона в Бейруте получили бы инструкции его избегать, установить за ним наблюдение и даже поймать его, представься такой случай. Вместо этого Филби свободно общался с массой американских агентов.