Шпион против алхимиков - [34]

Доктор Хэссоп согласно кивнул. Было видно, что они думали об этом много и долго. Есть много вещей, которые развязывают язык даже самого сдержанного, молчаливого человека. Чтобы кого–то разговорить, совсем не нужен испанский сапог.

– Спрингз–6 – убогое, заброшенное местечко, Эл.

Я кивнул. Информацию я уже проглотил. Ничего больше они мне не обещали, но дело выглядело достаточно ясным. Я уже собирался встать, когда шеф, будто вспомнив что–то, сунул руку в карман и извлек из него фотографию.

– Вот, кстати, – заметил он, – ты помнишь этого человека?

Я засмеялся:

– Надеюсь, в Спрингз–6 ко мне подойдет не он?

Шеф строго наклонил голову:

– Разумеется. Но этот человек, Эл, нас тоже интересует. Уверен, что при встрече ему надо помочь.

Человека, изображенного на фотографии, я, конечно, узнал.

Бобровый штат не случайно называют еще штатом тертых людей. В свое время они долго шли с востока и прочно осели в этих краях. Их скрипучие фургоны, длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха.

– Внимательно приглядывайся к людям, Эл, ты это умеешь. Внимательно приглядывайся к каждому человеку…

В Спрингз–6 я приглядывался к каждому, и не моя вина, что нужный человек так и не подошел ко мне… Я вздрогнул.

Где–то в голове поезда щелкнуло несколько выстрелов (похожих на автоматные), поезд дернулся и, кажется, начал сбавлять ход. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о маленьком малайце, которого его приятели назвали Паулем. Он мне не понравился при нашей стычке на перроне, и сейчас, услышав выстрелы, я почему–то вспомнил о нем.

Хлопнула дверь тамбура. Я оглянулся.

Мои предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое, и один из них ткнул меня в бок стволом короткого армейского автомата. Теперь я понял, чем были заполнены их тяжелые саквояжи… Понял я и то, что сопротивляться бессмысленно.

3

Начни свое дело в срок и вовремя его закончи. Совсем не слеши, не надо спешить, зачем нам спешить, Эл? Но никогда не медли, медлят проигрывающие.

Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.

Оказалось, малайцы знают не только свой пронзительный носовой язык. Обыскав меня, внятно и ясно, далее не прибегнув к помощи прикладов, они объяснили мне, куда я должен пройти и где сесть. Я не возражал.

Они теперь не казались мне шумливыми, как полчаса назад на перроне, зато я никак не мог подсчитать – сколько их? Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более семи, то мне вдруг начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти, троих из них, и прежде всего, конечно, Пауля, я все же смог выделить сразу. Он тоже не забыл о нашем столкновении, и остро, нехорошо косился в мою сторону. Чем–то я его, видно, здорово задел. Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный костюмчик и мягкий тонкий берет, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его слушались. По крайней мере, именно к нему они бежали с вопросами. А запомнить его было легче всех – левую его щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это нисколько не портило, и со шрамом на щеке он выглядел привлекательнее своих приятелей.

Что касается пассажиров, которых согнали в вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал, – человек тридцать, от силы тридцать пять. Они даже не заполнили вагона. Среди них я, естественно, увидел усатого франта в отличном темном костюме из тонкой шерсти (плащ он держал в руке) и с резной костью. Он явно был с юга, от него так и несло магнолиями.

Здесь же сидел мамалыжник из Теннеси (он сам так представился), который ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Совершенно растерянный, он успел рассказать это за считанные минуты. Казалось, он ждал утешения, но ему понимающе кивнули лишь фермеры, постаравшиеся как можно поглубже заткнуть под сиденья свои большие плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны – они были плотными, белобрысыми, нравственными, трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего по ассоциации все с той же «Книгой Мормона».

Остальные, похоже, были местными – пожилые люди, смирные, как бобры. Никто из них ни в чем не перечил малайцам, впрочем, и малайцы вели себя не грубо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги меня и мормонов:

– Быстро! Заклеить окна!

В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.

Мормоны и я, потом еще два бивера–добровольца взялись за дело. Поезд к этому времени остановился, похоже, посреди большой лесной поляны, но, может быть, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у входов, среди них стоял и Пауль. Я старался не поворачиваться в его сторону. Но даже Пауль забыл про меня, так малайцев заворожили мормоны. Они действительно умели трудиться – аккуратно, споро. Они трудились, как пчелы, и скоро окна были заклеены газетами.

Я воспользовался моментом.