Шпион. Последний из могикан - [3]

В 1823 году вышли в свет «Пионеры, или Истоки Сусквеганны» — первое произведение замечательной пенталогии, известной под общим названием «Истории Кожаного Чулка» (по прозвищу главного героя). Над этой пенталогией Купер работал в разные периоды жизни, с начала 20-х годов до 1841 года. Роман «Последний из могикан», входящий в состав настоящего издания, представляет собой одну из частей эпопеи, которая по праву считается шедевром Купера.

За «Пионерами» последовал первый из «морских» романов Купера — «Лоцман» (1824), действие которого, как и в «Шпионе», развертывалось во времена Войны за независимость, а главным героем был знаменитый командир американского военно-морского флота Поль Джонс, нанесший ряд сокрушительных поражений англичанам и воспетый в свое время американским поэтом-демократом Филипом Френо.

Купер чувствовал себя на подъеме. Он пишет одну книгу за другой, экспериментирует, пробуя силы в различных жанрах; его романы завоевывают широкую читательскую публику и в Европе: перепечатываются в Англии и переводятся на большинство европейских языков.

Купер радовался тому, что его романы и в переводе сохраняют свою жизненность; «позвольте Вам заметить, сударыня, что если книга продолжает высоко держать голову после того, как она была отдана на милость французского переводчика, то это значит, что в ней есть кости и мускулы»[7], — шутливо писал он своей приятельнице миссис Джей.

На протяжении первого десятилетия писательской деятельности Купера воодушевляла уверенность в его единстве с общественным мнением Америки. Размышляя об ответственной миссии писателя, он видел свою задачу в том, чтобы «пробудить спящие таланты нации»[8] (письмо Ричарду Генри Дейна от 14 апреля 1823 г.). «Моя цель, — писал он позже, — духовная независимость…» Америки; «и если я смогу сойти в могилу с мыслью, что хоть немногим способствовал достижению этой цели, я буду утешаться сознанием, что не был бесполезен среди моих сверстников»[9] (письмо Сэмюэлю Картеру Холлу от 21 мая 1831 г.).

Живой отклик, который встретили у него на родине его романы, вдохновленные идеалами освободительной войны 1775–1783 годов, укреплял его надежды на то, что Америка стоит на верном историческом пути. Он гордился, что по праву рождения связан с «этой славной страной, которая скоро будет, — я мог бы сказать, которая уже стала, — образцом для мудрых и добрых людей в любом краю»[10].

Эти строки были написаны во Франции, где Купер с 1826 по 1833 год занимал пост американского консула в Лионе. Должность эта была номинальной. Писатель жил со своею семьей в Париже, в центре политических бурь начала 30-х годов[11]. Он много путешествовал и по другим странам Европы, внимательно следя за событиями, сопоставляя социально-исторический опыт Старого Света с опытом своей страны. Первым литературным итогом этих раздумий был цикл «европейских» романов Купера: «Браво» (1831), «Гейденмауэр» (1832) и «Палач» (1833). Первый из них вызвал восторженный отзыв Белинского: «…какие лица, какие характеры! как сроднилась с ними душа моя, с какою сладкою тоскою мечтаю я о них!.. Коварная, мрачная, кинжальная политика венецианской аристократии; нравы Венеции; регата, или состязание гондольеров; убийство Антонио — все это выше всякого описания, выше всякой похвалы»[12].

Книги эти в совокупности заключали в себе критику феодальных порядков и нравов с точки зрения демократии. Но хотя действие их было отодвинуто в прошлое, проницательные читатели без труда улавливали в этих исторических романах злободневные намеки на современность. В предисловии к позднейшему переизданию «Браво», написанном в 1833 году, Купер вспоминал: «Это произведение было написано главным образом в Париже, где было достаточно удобных случаев… наблюдать, как лицемеры и интриганы издеваются над справедливыми надеждами масс, злоупотребляя их доверием и используя плоды народной энергии в интересах себялюбцев и торгашей»[13]. Купер намекал прежде всего на исход Июльской революции 1830 года во Франции. Но вскоре ему предстояло убедиться в том, что сказанное им здесь о монархии «короля-лавочника» Луи-Филиппа было применимо и к его собственной стране. Свой разлад с Америкой Купер начинает ощущать еще за границей; он возвращается в США с мрачными предчувствиями. В письме художнику Данлэпу он признается: «Бесспорно одно — я разошелся с моею страной, — пропасть между нами огромна, — кто впереди, покажет время»[14]. Другому другу, скульптору Гриноу, он пишет, что возвращается домой, чтобы поближе присмотреться к Америке «и убедиться в том, будет ли у меня в остающейся мне жизни родина или нет»[15].

Непосредственным поводом к этому резкому перелому во взглядах и настроениях Купера послужила возмутившая его реакция значительной части американской прессы и общественных деятелей на его публицистические статьи, где он доказывал экономические преимущества демократического республиканского строя США по сравнению с французской монархией. К негодованию Купера, американские виги не только не поддержали его, но и высмеяли его аргументацию и взяли под сомнение его право выступать перед европейской публикой от лица США. Это было прологом новых и гораздо более драматических столкновений с общественным мнением буржуазной Америки, — в том числе гневного публицистического «Письма соотечественникам» (1834), сатиры «Моникины» (1835), целого ряда других более поздних произведений Купера. «Теперешняя политическая борьба в нашей стране представляет собой, по-видимому, конфликт между людьми и долларами»,