Шпион поневоле - [43]

Детман быстро входит внутрь через разбитый дверной проем. Внутри трое небритых, с красными от ярости глазами солдат Дирлевангера, налитых ромом и бензедрином, насилуют ребенка. Он монотонно кричит, словно этого кто-то от него ждет.

- Отставить, грязные свиньи. В бой, - кричит Детман. Его нервы не выдерживают непрерывного напряжения. Теперь большая часть солдат в бригаде Дирлевангера - русские, традиционные враги поляков, они идеально подходят для этой работы, но ими очень трудно управлять. Еще двое солдат тащат вниз по лестнице столик в стиле Людовика XV. В Варшаве трудно найти что-нибудь ценное, им просто повезло, что он попался.

Двое насильников встают и неуклюже выбираются на улицу. Третий же продолжает свое дело. Он зашел слишком далеко, чтобы кого-то слушать. Солдаты со столом остановились, наблюдая. Детман опускает ствол и выпускает веер пуль в лежащих на полу. Небрежно, как отмахиваются от мух. Кровь брызжет на штукатурку, пыль и битый кирпич. Солдаты кивают. Это послужит хорошим уроком. Детман за эти два дня расстрелял три десятка своих людей единственный способ сохранить контроль над ними. Ведь большая их часть даже не говорит по-немецки.

Потом Детман снова возвращается на улицу. По мере того, как дома очищают, их поджигают. Улица позади медленно двигающегося "Тигра" превратилась в сплошное море пламени.

Низко над улицей проносится самолет, черные кресты на крыльях мерцают в тусклом солнечном свете, пробивающемся сквозь клубы дыма. Его пушка выпускает серию трассирующих снарядов в какой-то сквер впереди. Вздрагивает ещё один дом, когда "Тигр" задевает его угол. Кирпичи и черепица тяжелым дождем сыплются на улицу.

Детман стоит позади солдата с огнеметом, когда в того попадает пуля снайпера. Его тело откидывается назад и рука, уже сведенная смертельной судорогой, нажимает на спусковой крючок. Маслянистый язык пламени обрушивается на Детмана и он вспыхивает. Тьма и боль. Ему повезло - рядом оказался его верный ординарец, немец. Русские солдаты из бригады Дирлевангера бросили бы его подыхать в огне.

Вот таким был человек, которого я вез. Таким был человек, которого я собирался предать, одетый в черную форму пережиток Третьего Рейха. И ещё я собирался предать "Интернейшнл Чартер", которая, судя по тому, что мне говорили, сумела бы разрезать на ленточки любого вызвавшего её неудовольствие.

И самым главным было то, что я собирался предать Руперта Дикого. Не знаю, что вы можете подумать, но даже само пребывание с Детманом вполне окупало все полученные мною деньги.

Я пролетел к западу от Крита на бреющем полете и снова повернул на восток, только оказавшись к северу от острова. Теперь я возвращался в архипелаг. Среди тысячи островов, зачастую представлявших только нагромождения скал, я разыскивал вполне определенный остров. Такой, где я смог бы спрятать свою добычу, и чтобы предмет торговли не пострадал.

В первый же месяц моего пребывания на Датосе, буквально в первую свободную неделю, я арендовал рыбацкий катер и отправился обследовать окрестности. Сделать это меня заставил какой-то бессознательный инстинкт, хотя в глубине души я всегда понимал, что очень важно тщательно обследовать то место, где ты живешь и его ближайшие окрестности. Я провел почти целую неделю, путешествуя по Эгейскому морю на катере. Я осматривал все острова, пока меня не начало от них тошнить, и очень сожалел, что не прихватил за компанию какую-нибудь девушку. Зато я записывал сведения о каждом обнаруженном острове и заносил их на большую карту, купленную мною специально для этой цели.

На пятый день я нашел кое-что интересное. Это был маленький островок, не больше мили в длину, расположенный в двухстах милях от Датоса в самом центре архипелага и примерно на равном расстоянии от любой материковой части суши.

Остров был интересен тем, что на нем была узкая, поросшая травой долина, идущая вдоль. Скорее всего, результат какой-то вулканической деятельности, потому что ширина её не превышала сотни ярдов. Но этого вполне хватало, чтобы посадить "чессну".

Бросив якорь, я выбрался на берег. В долине мне попались несколько овец, а в дальнем её конце - небольшой беленый домишка, стоявший на самом берегу. Место было весьма жутковатое - скальные стены по двести футов и узкая полоска травы между ними. Если не пролететь прямо над островом, долину никогда не заметить.

Оказалось, там живет пастух-отшельник. Он хотел уйти как можно дальше от окружающего мира и, насколько я мог судить, ему это удалось. У него была лодка и примерно раз в шесть месяцев он перебирался на соседний полуцивилизованный остров в тридцати милях оттуда и покупал там кое-какие товары. У него была ещё пара коз, снабжавших его молоком.

Мы вместе выпили кофе с мягким и нежным козьим сыром. Я обследовал всю долину. Старик убрал из долины большую часть камней, чтобы улучшить пастбище. Вся остальная часть острова представляла обычное сочетание низкорослого кустарника и валунов. Старик походил на симпатичный старый гриб, и явно стал ещё симпатичнее от того, что долго прожил здесь в одиночестве. Его совершенно не интересовала прочая часть мира и я думаю, что большую часть времени он проводил, глядя на море и размышляя. Он с большой неохотой говорил о своем прошлом, мне так и не удалось его разговорить.