Шпион особого назначения - [25]

Париж, авеню Монтень. 4 октября.

Анри Буфо, гостеприимством которого уже вторые сутки злоупотреблял Донцов, занимал чердак, который почему-то называют студиями. Чердак – это большая комната с крошечной кухней, устроенной в нише. И еще есть ванная с круглым окном, из которого видны крыши соседних домов. Скошенная стена комнаты полностью застеклена, дверь ведет на загаженный голубями балкон, где дрожат от порывов ветра готовые улететь пластиковый стол и пара стульев.

На балконе в безветренные дни можно было принимать пищу и кормить птиц. В комнате стоит лишь двуспальный диван, мягкий стул и кресло. Половину свободного пространства занимают сваленные на полу картины Буфо, написанные маслом. Эта мазня не находит сбыта и загромождает комнату.

Сегодня целый день Донцов листал старые журналы, и каждый час забирался в портативный компьютер проверить, не появился ли сигнал к началу операции. Но в Москве почему-то медлили. Буфо не умел ждать, он вслед за Донцовым садился к компьютеру, искал объявление о виолончели, с досады плевал на пол. Перед ужином он вытащил из штабеля своих картин очередное полотно, показал Донцову портрет какого-то человека в очках.

– Ну, как, нравится? – спросил Буфо. – В жизни у него тройной подбородок, грыжа и куча дурных болезней. Но эти элементы в картину не вошли.

– Рама хорошая, – отзывался Донцов. – Остальное – не знаю.

Буфо был завербован русской разведкой семь лет назад, он легко пошел на контакт. Тогда Буфо был заражен анархическими идеями, искренне презирал сытое буржуазное общество, любил риск и шальные деньги. С тех пор его взгляды мало изменились. Буфо использовали для грязной работы.

Но другую работу, где требовалась крупица ума, терпения и рассудительности, он выполнять все равно не мог. Он человек настроения и может заниматься только тем, к чему у него душа лежит, то есть индивидуальным террором и той мазней, которую именует живописью. К операции Анри привлекли лишь потому, что его отец был родом из Праги. Буфо неплохо знал чешский язык. Прошлую ночь Донцов, по праву гостя спал на диване. Буфо устроился на полу, долго ворочался, в воздухе плавал густой табачный дым, а в темноте дрожал оранжевый огонек сигареты. Он проснулся чуть свет, растолкал Донцова и заказал завтрак на дом в ближней закусочной.

Вероятно, в добрые старые времена на этом чердаке ютилась какая-нибудь служанка, которая кормила и обстирывала богатых буржуа. С тех пор парижские чердаки здорово выросли в цене, Донцов точно знал, что студия стоила более восьмидесяти тысяч долларов, но Буфо не заплатил ни франка, деньги перевели из центра. Время от времени здесь встречались связники с агентами нелегалами, потому что лучше места для конспиративных встреч не найти. Сутки они прожили отшельниками: не выходили из дома, Буфо не поднимал трубку трезвонящего телефона и заказывал еду в ближней забегаловке. Когда Буфо поглощал пищу, на него было неприятно смотреть. Худой и длинный, с засаленными патлами до плеч, он не ел, а жрал. Демонстрировал какой-то совершенно нечеловеческий, животный аппетит, будто никогда не пробовал жилистых бифштексов и рогаликов с маслом.

Разобравшись с ужином, Буфо сказал: – Так вот, прихожу я к тому типу, к булочнику. Ну, к своему должнику. А он и говорит: у меня нет денег. Нет денег, хоть руку мне руби, хоть голову отрезай. Нет – и все. А когда заказывал картину, деньги были.

Буфо надолго замолчал, засунул в рот длинные пальцы. Пока тянулось молчание, Донцов успел выкурить сигарету.

– Потом я, – Буфо снова запустил зубочистку глубоко в пасть, выудил мясное волокно и сплюнул на пол. – Потом я ему голову отрезал. Ножичком. Се ля ви.

Донцов засмеялся, представив себе кровавую сцену: разъяренный художник отрезает голову клиенту, не пожелавшему в срок не расплатиться за собственный портрет. Отсмеявшись, раскрыл вчерашнюю газету, перевернул пару страниц.

– Шучу, – сказал Буфо. – Я ему отрезал указательный палец. Он ведь сам об этом просил. Ну, что-нибудь у него отрезать. А денег за картину я так и не получил. Напрасно испачкался.

Буфо выплюнул зубочистку, взял со стола дротики и с расстояния в десять шагов стал кидать ими в круглую мишень, висящую на стене. С меткостью у Буфо было все в порядке. Из восьми брошенных дротиков, четыре попали в девятку и десятку. Буфо вытащил дротики из мишени, отступил на прежнюю позицию.

– Волнуешься? – спроси он.

Донцов не сразу понял вопрос, а когда понял, не стал отвечать.

– Возможно, нас не сегодня, так завтра подстрелят, – Буфо метнул дротик и попал в яблочко. – А ты даже не волнуешься?

Буфо положил дротики, вытащил из-за стоявшей на полу картины пневматический пистолет, вставил в ручку обойму с шариками и баллончик со сжатым воздухом. Поставив на картины коробку из-под пиццы с кругом посередине, выпустил в нее все десять зарядов. Как всегда, Буфо был точен.

– Я так понял, что сначала надо передать деньги клиентам, – Буфо снова стал заряжать пистолет шариками. – Бареша и хотя бы одного из его друзей нужно взять живыми. И в таком виде, чтобы они еще могли говорить. Ну, какое-то время. Так?