Шпион Наполеона. Сын Наполеона - [7]

И она, вся дрожа, унесла с собой таинственную записную книжку. Заперев все двери, Берта лихорадочно принялась ее перелистывать от первой страницы до последней.

Она тотчас заметила, что в ней не хватало многих страниц. Куда они девались? Разве Карл их уничтожил… или отослал тем, которым он служил, как его обвиняли?

На оставшихся листах были или не имеющие значения надписи, или иероглифы, смысл которых она не могла постичь. В общем, в книжке не было ничего, что подтверждало бы ее сомнения. Ни одного точного доказательства!

Рассуждая таким образом, она наконец дошла до последней записи.

Все стало ясно. Измена была очевидна. Оспаривать было невозможно. Она попробовала бороться с действительностью, но следующие слова бросились ей в глаза:

«….Знаменитый Мюрат, кавалерийский генерал, еще не возвратился из Германии, куда он, по приказанию своего повелителя, отправился тайно. Генералу Бертрану поручено в то же время, как и ему…»

Бертран!.. Кажется, она только что слышала это имя от Мюрата? Увы! Очевидность стала слишком ясна!..

Она принялась читать далее:

«Не понимаю, как это их не остановили, так как они были очень дурно переодеты!..» Шпион! Шпион!..

Молодая женщина предалась отчаянию при мысли, что ее муж, которого она любила, уважала более, чем других, был шпион…

«Он удачно поступил, доверив мальчику в минуту ареста свою записную книжку, — рассуждала она, — эта заметка послужила бы доказательством большой важности!.. Нельзя сомневаться, что он писал эти заметки с неблаговидным назначением, иначе ему незачем было так заботиться, чтобы их скрыть…»

Она чувствовала, что глаза ее наполнились слезами и кровь поднялась к голове. Берта вдруг снова увидела перед собою, как живого, этого прославленного солдата, этого блестящего и счастливого начальника, который только что разговаривал с нею.

«Вот такой не может быть изменником! — подумала она. — Он нападает открыто на неприятеля, во главе своих эскадронов, с украшенной золотом и крестами грудью, чтобы его видно было издали. Говорят, что он никогда не носит даже другого оружия, кроме коротенькой шпаги, не длиннее охотничьего ножа. В стычках его узнают солдаты по этой коротенькой шпаге, которую он поднимает над головою, чтобы отдавать приказания. Впрочем, он никогда не пользуется ею, чтобы убивать. Он ведет войну, ищет побед, но убивать предоставляет другим…»

Между тем как ее муж!..

И тысячи подробностей возникли из прошедшего. Где же он, в самом деле, пропадал целыми долгими ночами, рассказывая, что ездил получать товар и был задержан разными административными проволочками?

Положим, что все пограничные жители более или менее контрабандисты, и Мюрат, пожалуй, был прав, говоря, что Шульмейстер надувает таможню и борется хитростью или оружием с таможенниками. Но контрабандой ли он занимается? Не пользуется ли он темнотой ночи, чтобы передавать неприятелям известия? А деньги, которыми он уплатил долги и на которые делал различные подарки, — откуда они?

Берта почувствовала себя одну минуту как бы его сообщницей.

По счастью, искренние привязанности не потухают без борьбы. В памяти Берты поднялась борьба между непредвиденным позором и драгоценными воспоминаниями прошедшего… того прошедшего, которое еще было так свежо!.. Она попробовала найти в своей голове извинения поступку этого преданного и любящего человека. Заставил ли он, хотя одну минуту, упрашивать себя, — рассуждала она, — чтобы разрешить ей взять сирот ее сестры на воспитание? Не относится ли он к ним, как к своим родным детям?.. Он играет с ними, учит читать, говорит об их будущем с самой искренней заботливостью. А как он любил ее!

— Изменник?.. — повторяла она. — Этот муж, отец! Нет, это невозможно!..

Внезапно отворилась дверь. Вошел Шульмейстер.

Прежде всего, он ошибся в причине ее бледности и измученного вида.

— Ты беспокоилась, моя бедная? Не правда ли, дети возвратились?

— Они там спят, — отвечала она, указывая на детскую.

— Хвала Богу! Вот так наглость! Представь себе… Но что с тобой? Отчего ты такая взволнованная?..

Берта выпрямилась во весь рост и, опустив глаза, чтобы не встретить его взгляда, протянула ему записную книжку, сказав:

— Я прочитала, что в ней написано. Это первый раз, что я допустила себя до такого поступка. И этот первый раз мне не принес счастья. Я испугана тем, что, кажется, поняла из этой книги… Ты меня успокоишь, скажи? Ты объяснишь мне эту заметку, которая написана твоей рукой? Если бы кто другой в городе о ней знал, то какое он вывел бы заключение?.. Как же я должна думать, я, твоя жена, носящая твое имя, которая так преданно привязана к тебе?.. Ты ничего не отвечаешь?.. Послушай, ведь не может же быть, чтобы ты написал эти заметки с целью измены! Прошу тебя, скажи мне, докажи мне, что ты не имел намерения сообщить их кому-нибудь… в другой стране?.. Знаешь ли, что сегодня вечером приходили за тобой сюда… чтобы задержать тебя?

— Кто?.. Скорее скажи!

— Ах, это все, что ты можешь мне ответить? Ты хочешь, чтобы я дала тебе сведения о грозящей тебе опасности?.. А ты разве мне ничего не скажешь о том, что мне угрожает?.. Наконец, я твоя жена, Карл! Моя судьба была, есть и будет твоею. Ты должен же подумать об этом. Мне кажется, когда около находятся близкие существа, то нужно о них заботиться. Я всегда о тебе думаю. Разве ты не сознаешь, что, бросаясь в это рискованное, страшное и отвратительное предприятие, ты заставишь страдать меня и детей более, чем себя? Разве ты не задавался вопросом, что тебя могут убить, и мы останемся одинокими на свете… одинокими, отверженными и опозоренными, выгнанными из этой страны, где я надеялась жить счастливо?.. Разве тебе все равно, Карл, чтобы я стыдилась принадлежать тебе?