Шпион, который спас мир. Том 2 - [6]

Когда Пеньковский был в Англии, они с Винном посетили могилу Карла Маркса на кладбище Хайгейт. Могила заросла сорняками и была замусорена. Пеньковский притворился, что он в ужасе. Вместо того, чтобы сказать об этом советскому послу, он написал возмущенное письмо прямо в Центральный Комитет. Советскому послу в Лондоне немедленно было дано указание выделить деньги на зарплату смотрителю кладбища, чтобы могилу поддерживали в хорошем состоянии. Представители посольства регулярно осматривали надгробный камень Маркса. «Они должны увидеть, что, как офицер разведки, я бдителен и с военной, и с политической точки зрения», — сказал Пеньковский^{25} .

И снова Пеньковский напомнил группе, что необходимо снабдить его французскими связными для штаба ГРУ в Париже.

— Дайте человека, который может их обвести и делать то, что нам нужно. Через этот канал мы сможем добиться чего-нибудь интересного.

Шерголд сказал Кайзвальтеру:

— Я думаю, ему сейчас надо объяснить, что Франция — не совсем то же самое, что Англия, и мы не хотим каким бы то ни было образом вмешивать в это дело Францию. Мы хотим это держать от них в абсолютном секрете, мы не можем работать вместе с французами. Но сделаем все возможное, чтобы помочь ему, хотя здесь это значительно труднее.

— Но, разумеется, во французской разведке есть стойкие люди, с которыми можно об этом говорить и которые беззаветно преданы Франции и нам, — сказал Пеньковский Кайзвальтеру, когда ему были переведены слова Шерголда.

— Мы не хотим никому о вас рассказывать, — сказал Кайзвальтер.

— Я понимаю, мы разумные и опытные офицеры,

но Франция, безусловно, на нашей стороне, — возразил Пеньковский.

— Да, — ответил Шерголд, — но, если нам придется рассказать французам, что мы здесь делаем, это все усложнит. Они тоже захотят получить свою долю. Мы не сможем обеспечивать безопасность, и, таким образом, Францию в это дело лучше не вмешивать.

Шерголд и Бьюлик не хотели говорить Пеньковскому, что английские и американские службы полагали, что во Французскую секретную службу (Service de Documentation Exterieure et de Contre Espionage) проникли русские. По сути, они не хотели, чтобы французы знали об их делах в Париже, они боялись, что Пеньковский будет разоблачен[3].

Пеньковского невозможно было остановить — он вернулся к своей излюбленной теме: «Итак, подумайте, вы обеспечиваете мне благодарность — это ваша работа. Но мы должны придумать что-то, чтобы я получил орден и был произведен в генералы»^{26}.

После всех сообщений и ответов на вопросы группы Пеньковский перешел к списку своих требований. Он рассказал группе, что электрические бритвы на батарейках, которые он раздарил, произвели настоящую сенсацию. Его знакомые, включая генерала Серова и Гвишиани, хотели бы тоже иметь такие. Ему нужно их еще шесть. Так как шестидесятилетний коньяк на дне рождения Варенцова пользовался таким успехом, Пеньковский решил, что не мешало бы к сорок четвертой годовщине большевистской революции, 7 ноября 1961 года, подарить своим информаторам вино или коньяк.

— Я достану вино 1917 года, марочное, для Серова,

Малиновского и Чураева. Я попрошу Варенцова передать бутылку Малиновскому. Когда ему скажут, что это от полковника, с которым он виделся и который уже двенадцать лет ходит в полковниках, и что пора, пожалуй, дать ему звание генерала, Малиновский, возможно, скажет: «Идите, пишите представление». Я уверен, что Серов не будет против. Я не проиграю, привозя им подарки. Они принимают мои подарки, из чего можно заключить, что мне пока доверяют. Обычно я рассказываю, что неплохо устраиваюсь за границей, покупаю всякие мелочи на сэкономленные деньги. Они мне даже пишут письма и записки с просьбами что-то привезти.

Пеньковский продолжил список того, что нужно купить: небольшие женские золотые часы фирмы «Омега» или «Лонжин» с хорошо различимыми арабскими цифрами на циферблате; духи «Арпеж», «Шанель № 5» и «Мицуко», но только в небольших флаконах. Ему нужны были пластинки популярных русских эстрадных певцов Вертинского и Лещенко, эмигрировавших после революции, но их песни все еще любили в Москве. В списке были бумажники, записные книжки, ремешки для часов и двадцать недорогих шариковых ручек. Был еще заказ на лекарство для поддержания сексуальной потенции, выдаваемое только по рецептам, — «сустанон», на слабительное «экс-лаке». Потом он зачитал длинный список, который получил от Серова^{27}.

— Теперь понятно, что вы будете делать в Париже двадцать пять дней, — сказал с улыбкой Джо Бьюлик.

Бьюлик предложил, чтобы Пеньковский денек отдохнул. Им не надо встречаться до 22 сентября, а вечером, когда стемнеет, — чтобы никто не смог узнать Пеньковского — группа его заберет. Пеньковский также договорился о том, чтобы не слишком часто встречаться с группой; они решили, что в начале визита будут делать небольшие перерывы, а с течением времени будут их увеличивать^{28}.

Пленка, которую Пеньковский привез в Париж, в это время проявлялась в Лондоне и должна была быть готова к следующей встрече. Почти четырехчасовая беседа завершилась в 23.15, и Пеньковского, усталого, подвезли к отелю.