Шпион его величества - [36]

В девять часов вечера на квартиру к графу де Нарбонну явился граф де Шуазель и пробыл у него до одиннадцати часов ночи. Беседовали они в кабинете при наглухо закрытых дверях.

Квартальный надзиратель Шуленберх, переодевшись во фрак, свел дружбу с камердинером Нарбонна Батистом Гранто и лакеями Кристианом Мере и Франсуа Пери. Они оказались большими любителями бургундского, коим их Шуленберх и потчевал.

По рекомендации Шуазеля Нарбонн взял себе еще одного лакея (он из местных, но довольно продолжительное время жил в Париже). Это Станкевич, поручик в отставке и нештатный сотрудник виленской полиции.

То, что Станкевич попал в услужение к Нарбонну, есть наша очевидная удача. Так это расценил и государь, когда я рассказал ему о происшедшем (он принял меня сегодня с докладом о текущих событиях около трех часов дня).

О пропавшем шевалье де Местре, увы, нет совершенно никаких известий. Но чует мое сердце, что он жив, и это совершенно ужасно (как же это Розен и Ланг не добили его!). И ведь непонятно, где и в какое время он теперь объявится. Но пока все идет гладко.

Сын аптекаря прислал записку, в коей уведомил, что граф Николай Петрович Румянцев уже извещен о появлении в Вильне Нарбонна, но контактов между ними никаких не было – ни прямых, ни письменных.

Еще сын аптекаря сообщил, что граф Румянцев находится в состоянии духа чрезвычайно приподнятом. Несомненно, он живет ожиданием грядущей встречи с Нарбонном и ожиданием письма от императора Франции, которое тот должен ему вручить.

Наружным наблюдением за домом канцлера руководят полковники Розен и Ланг.

Я приказал им быть настороже, ибо Нарбонн рано или поздно, но захочет свидеться с Румянцевым.

Особенно нужно быть внимательным к маршрутам месье Вуатена, за которым я дал указ следить совершенно особо.

Под вечер прислал свою первую записку Станкевич. Он сдружился с лакеями Нарбонна Кристианом Мере и Франсуа Пери. И вот что ему у них удалось выведать.

Состоящие при особе эмиссара Бонапарте ротмистр Себастиани и поручик Шабо (они самые несомненные шпионы) делают вид, что они не понимают происходящих вокруг разговоров.

Между тем и Мере, и Пери утверждают, что и ротмистр, и поручик отличнейше владеют польским языком. Это притворство далеко не случайно. Без всякого сомнения, и Себастиани и Шабо – шпионы, как и их патрон, и нужно следить, дабы они как можно менее могли увидеть и услышать.

Меня весьма тревожит шевалье де Местр. Он непременно объявится.

Весьма прискорбно, но придется упустивших его Розена и Ланга на месяц лишить жалованья. Как я хорошо ни относился бы к господам полковникам, как бы ни ценил их обычную исполнительность и дотошность, но оставить без последствий случившееся никак не могу, ведь шевалье де Местр жив, и это несомненный укор для всей воинской полиции.

В девять часов явился ко мне камердинер его величества Зиновьев. Он срочно попросил меня явиться в Виленский замок. Естественно, я схватил свой неизменный желтой кожи портфельчик и тут же побежал,

Государь явно был взволнован. Он ожидал новостей. Я выложил на стол записки, полученные мною от сына аптекаря и Станкевича: в одной сообщались сведения о графе Румянцеве, а во второй – о графе Нарбонне. Александр Павлович тут же стал жадно читать тексты записок. Потом он стал расспрашивать меня, знаю ли я что-нибудь о том, с чем приехал в Вильну Нарбонн.

Я отвечал, что, конечно, он приехал с целью выведать что-нибудь о состоянии нашей армии. При этом он, видимо, сделает и какие-то официальные предложения, но в чем они будут заключаться, сейчас сказать достаточно сложно.

Так, на одной из станций по пути в Вильну, в разговоре со старым фельдшером Нарбонн, по донесению наших людей, сказал, что скоро будет мир.

По прибытии в Юрбург в беседе с одним бухгалтером он выразился более половинчато: «Бог знает, мир ли я везу или войну».

А иногда, по пути сюда, граф высказывался целиком мирно: «Мой великий император отправил меня с письмом к своему любезному брату императору российскому».

«Так что ясное представление о намерениях французской стороны, – заключил я свой рассказ, – пока не складывается. Слишком много неясностей, слишком много противоречий».

И добавил потом: «Возможно, граф Нарбонн специально запутывает нас, а сам хочет узнать поболее».

Государь в знак согласия кивнул головой. Кажется, он думает сходным образом.

Вообще я давно дивлюсь, насколько Александр Павлович обладает способностями к розыскной работе. Несомненно, из него получился бы отличный шпион: любой начальник тайной полиции захотел бы иметь такого.

Когда я вернулся к себе, меня ждала еще одна записка от отставного поручика Станкевича. Он уведомлял меня, что к графу в течение сегодняшнего дня прибыл еще экипаж: там находились Жюстин Море, Пирьё и графский секретарь Мане. По уверению камердинеров, вновь прибывшие ехали из Берлина через Лион и Париж.

Народу появилось много, но прежде всего, думаю, надобно опасаться, окромя самого графа, ротмистра Себастиани и поручика Шабо. За ними необходимо приглядывать особо.

Впрочем, полагаю, что и Мане, секретаря Нарбонна, хотя он явно не военный, следует остерегаться.