Шпаги и шестеренки - [21]

– Человек, который приходил к вам, сударыня, был моим братом? – спросил я вместо приветствия.

Шарлотта кивнула. Последняя деталь кровавой мозаики встала на место. Робер, не добившись от Шарлотты согласия на заклятие, решил рискнуть. По-видимому, он спрятался в каком-либо укромном уголке замка. Ночью выбрался из укрытия и задушил ненавистную мачеху. Затем имитировал возвращение из загородной поездки. Дело сладилось – Робер получил наследство и титул, но он не знал, что в оружейной зале ждет своего часа припасенная для него покойной мачехой смерть.

– Барон Этьен…

Я вскинул на Шарлотту взгляд.

– Я не стал глумиться над останками вашего отца, – сказал я. – Во мне нет к нему ненависти.

– Благодарю вас.

Я стоял и смотрел на нее. Зеленоглазую, золотоволосую, гордую. Я чувствовал себя так, словно вместе с останками графа похоронил нечто другое – возможно, самое дорогое и ценное для меня.

– Прощайте, – сказал я и двинулся к воротам.

– Постойте же!

Я обернулся через плечо.

– Этьен, клятвы Жальеров всегда сбываются. Вы получили всего лишь отсрочку. Пока последний мужчина рода д’Орво жив, клятва остается в силе.

Я криво усмехнулся.

– Что ж, меня это устраивает.

– Вы уверены, барон? Вы могли бы… – Шарлотта вдруг покраснела. – Могли бы сменить фамилию.

Я медленно отрицательно покачал головой. За восемь лет скитаний я в грош не ставил семью и родовой титул. Но теперь…

– Никогда, – сказал я. – Меня зовут его милость барон Этьен Д’Орво. Закончим на этом.

Я спустился с холма на дорогу и вскочил в седло. От леса, нещадно пыхтя, катился видавший виды паромобиль. В паре десятков шагов от меня он остановился. Малыш Лекруа и Носатый Тибо выскочили на дорогу.

– Ты живой, Баронет? – подбежал ко мне Малыш. – Слава богу! Мы уж думали…

– Живой, – признал я, спешившись. – Вернее, пока живой. Только уже не баронет, а барон, как вам это нравится, парни? Мне тут посоветовали сменить фамилию, чтобы уцелеть, – я обернулся к замку и вдруг увидел замершую в воротах Шарлотту. – Сменить фамилию, – повторил я растерянно. – Посоветовали. Мне. Только что.

– Что с тобой, Баронет? – обеспокоенно заглянул мне в глаза Носатый Тибо. – Мы думали, тебя уже нет на свете. Спешили так, что черти бы не угнались. И, выходит, все равно опоздали?

– Нет, – пробормотал я, не отрывая от Шарлотты взгляда. – Мне сейчас кажется, вы приехали как раз вовремя. Возможно, мне и в самом деле надо сменить фамилию. Видите ту девушку? Это она посоветовала. Я, правда, не знаю, верно ли ее понял. Но вдруг… Вдруг верно? Нам тогда понадобятся два свидетеля на церковной церемонии.

Вячеслав Бакулин Андромеда для андромеха

Ире и Антону

В безбрежности неба,

в бескрайности ясной пустыни

Сражались лишь птицы

и гибли лишь птицы доныне.

«Песнь о Нестерове»

(журнал «Искры». № 35. Сентябрь 1914 г.)

– Это просто возмутительно, сэр.

Густые брови сэра Уильяма Фрэнсиса Кларенса Гастингса, 15-го графа Хантингдона и Пятого Морского лорда[1] Адмиралтейства, изумленно ползут вверх. Он даже подается вперед, привстав с кресла и упершись обеими руками в палисандровую столешницу. Для Его лордства, славящегося невозмутимостью и выдержкой в любой ситуации («Когда при Ватерлоо одному из генералов Веллингтона вражеское ядро оторвало ногу, и герцог воскликнул: «Мой бог, сэр, да у вас, кажется, нет ноги!», тот ответил: «Увы, сэр, боюсь, что вы правы!» И лишь потом этот истинный образец офицера и джентльмена позволил себе упасть с лошади и потерять сознание!»), – поведение неслыханное.

– Милорд, я сожалею, если что-либо сказанное или сделанное мною…

– Не извольте перебивать, сэр.

Разумеется, сэр Уильям не повышает голоса. Букингемский дворец или заваленное трупами поле боя, горечь поражения или триумф победы – тон его одинаково ровен. Только вот от этого спокойствия порой веет полярным холодом, а взгляд лорда бывает тяжел, словно паровой молот.

– Итак, правильно ли я вас понял. Находясь в отпуске, вы отдыхали во Французской Северной Африке?

– Не совсем так, милорд. В соответствии с приказом Адмиралтейства я совершал экспериментальный беспосадочный перелет с Сицилии в Тунис.

В глазах цвета дуврских волн мелькает тень интереса:

– Вот как? «Бристоль Скаут», я полагаю?

– Так точно, милорд. Цельнодеревянный одностоечный биплан с тянущим винтом. Ротативный мотор «Гном» мощностью восемьдесят лошадиных сил.

– Благодарю, я помню. И что же, приказ был отдан непосредственно вам?

– Никак нет, милорд. Я вызвался добровольцем и действовал инкогнито. Под видом британского спортсмена-любителя – состоятельного и немного эксцентричного.

– Надо полагать. Сомневаюсь, чтобы член Тройственного союза позволил офицеру Антанты подобные эксперименты. Даже если учесть итальянскую осторожность и то, что этот офицер – британец[2].

– Вы совершенно правы, милорд.

Пальцы сэра Уильяма выбивают короткую дробь по лежащей перед ним кожаной папке с документами. Взгляд скользит по батальному полотну кисти Кармайкла[3] на стене и вновь возвращается к собеседнику.

– Продолжайте.

– Слушаюсь, милорд. Полет прошел успешно, но при посадке мой аэроплан получил повреждение.

– Это произошло вследствие вашей ошибки?