Шпага Суворова - [47]

Шрифт
Интервал

Старик закончил свой рассказ и стал раскуривать затухшую папиросу.

Почтари зашумели, одобрительно кивая головами, — вот, мол, какой у нас дед Антон.

— Да, живучи солдатушки оказались, — вступил в разговор другой. Григорьевы вот! А еще Пушкаревы — от пушкаря суворовского пошли. И еще наберутся… И вещички найдутся разные от суворовских дней.

Высоченного роста почтарь рассказал, что в Каменке, у старого колхозника Ивана Григорьевича Григорьева, хранится портрет Суворова.

— В большом почете он у хозяина. Это такая вещь, скажу я вам, говорил мне старик, — больших денег стоит. Художественная картина!

Этот почтарь и привел меня к Ивану Григорьевичу.

В чистой горнице на почетном месте висел в добротной раме портрет полководца, написанный масляными красками. Раму портрета украшали полотенца, расшитые по краям красными петухами.

Передо мной была хорошо выполненная копия портрета известного художника начала девятнадцатого века.

Он изобразил Суворова в мундире, при орденах, с маршальским жезлом в правой руке. На втором плане, в глубине, были видны, словно в тумане, русские войска.

Хозяин избы, старый колхозник, такой высокий и широкоплечий, что изба казалась ему тесной, рассказал:

— Я старый солдат, еще в четырнадцатом с германцем воевал. И отец мой солдат — против турок ходил, и дед солдатом был — тоже с турком воевал. А отец моего деда считался самым главным солдатом в нашей семье. Он у Суворова под началом состоял и в Кончанское с ним пришел. С тех пор мы и живем в здешних местах.

В избу вошла тетя Дуся. Это она вчера по дороге в Каменку говорила со мной о Клавдии.

— О, да мы уже встречались! Вот и снова повидались! — воскликнул я.

Тетя Дуся приветливо кивнула головой.

— Нежданно-негаданно! — рассмеялась она. — Что же, рады гостям!

— Ну, хозяйка, собирай на стол! — распоряжался старик, открывая дверцу шкафа с посудой.

На полотенце, украшавшем раму с портретом полководца, висела старинная медаль.

— За штурм Измаила! — сказал горделиво хозяин. — Дед говорил, что сам Суворов пожаловал эту медаль его отцу.

Любуясь портретом, я то отходил назад, то приближался вплотную и всматривался в знакомые черты лица полководца.

— От отца достался, — кивнул старик на портрет.

— Этому портрету место в хорошем музее, — сорвалось с моих губ. — Что за прелесть! Какая замечательная работа!

— Да он и у нас, как в музее. Моя старуха о нем заботится, все полотенцами украшает.

— А в музее на него будут смотреть тысячи людей.

— Это про какой музей вы говорите?

— Про Суворовский.

— В Ленинграде?

— Да, в Ленинграде. Туда приезжают люди со всех концов Советского Союза и из других стран.

Старик погладил бороду, подумал минутку, потом решительно подошел к стене, подставил стул, встал на него и, сняв с тяжелой рамы расшитые петухами полотенца, подал мне портрет:

— Возьмите! Ваша правда. В музее он будет на месте.

Поступок старика смутил меня:

— А как же вы? Что скажет жена?

— Что скажу! — поднялась с лавки тетя Дуся. — А скажу вот что: думки у нас с мужем одни, берите портрет.

Слова об оплате обидели стариков.

Вместе с портретом Суворова старик вручил мне книжку на французском языке, изданную в восемнадцатом веке.

Спустя полчаса подарки были снесены в сельсовет и упакованы для отправки в музей.

В сельсовете сидела русоголовая школьница — моя вчерашняя знакомая, Клавдия.

— Ищу вас по всей Каменке, — вскочила она с лавки, увидев меня. Директор просит вас прийти в школу. Ведь вы обещали.

— Скажи директору, что я сейчас приду.

— Так вы приходите, ребята ждут!

С этими словами Клавдия помчалась по улице.

У школы меня ждал директор. Мы условились с ним, как лучше провести с учениками беседу о поисках суворовских реликвий.

Окончились уроки. Ребята внимательно слушали меня, потом задавали вопросы, а под конец захотели узнать, как и когда я начал собирать вещи для музеев.

И мне пришлось рассказать историю о том, как один самый обыкновенный паренек стал почитателем великого русского полководца.



Свое детство парень — звали его Владимиром — провел в Закавказье, в небольшом городке, у самой границы с Турцией.

Неподалеку от дома, где он жил, в кривой, узкой уличке стояла мастерская. В ней не старый еще годами, но изможденный непосильной работой дагестанец делал новые и чинил старые шашки, кинжалы и ятаганы. «Мастер холодных оружий», — говорил дагестанец о себе.

Хозяин мастерской работал не один. Вместе с ним у горна копошились его трое сыновей: Вано четырнадцати лет, Джурба десяти и Ибрагим восьми лет.

Работали от зари до зари. Никто из ребят не учился: на это не было ни времени, ни средств. Отец ходил постоянно в рваной, засаленной, прожженной черкеске, но никогда не унывал. Он то прожигал клинки на горячем огне, то отковывал их или шлифовал, то наносил узоры и всегда напевал. Временами казалось, что оружейник наносил эту нескончаемую, прихотливую, щемящую сердце песню в форме узора на клинок шашки.

— Откуда эта песня? — спросил как-то Владимир дагестанца.

— Кубачи! — коротко ответил тот гортанным голосом. — О, кубачи! обнажил он, улыбаясь, испорченные кислотой зубы. А глаза его светились доброй детской улыбкой.


Еще от автора Владимир Николаевич Грусланов
За оборону Ленинграда

22 июня 1941 года без объявления войны гитлеровская Германия вероломно напала на нашу Родину. Ожесточённые бои шли на всём громадном фронте — от Чёрного до Баренцева моря. Беззаветно сражались наши войска, отстаивая каждый метр родной земли. Но силы были не равными. Враг в начале войны имел преимущества в танках, авиации и другой боевой технике. В сентябре врагу удалось окружить Ленинград. Но взять его фашисты не смогли. Почти два с половиной года войска Ленинградского фронта, жители города героически сражались с гитлеровцами, выдержали натиск фашистских полчищ и отстояли Ленинград — колыбель Великой Октябрьской социалистической революции. «Это был один из самых выдающихся, самых потрясающих массовых подвигов народа и армии во всей истории войн на земле, — сказал Леонид Ильич Брежнев, вручая 10 июля 1965 года городу Ленина, городу-герою, медаль «Золотая Звезда». — Мужество ленинградцев, доблесть защитников города Ленина навсегда сохранятся в благодарной памяти нынешнего и грядущего поколений советских людей». В этой книге воспроизведены некоторые эпизоды героической обороны города Ленина, рассказано о беспримерном подвиге ленинградцев. Рисунки Давида Боровского.


Дорогие реликвии

Книга рассказывает о том, как велись поиски замечательных реликвий русской славы, которые сейчас хранятся во многих музеях нашей страны.


По дорогам прошлого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Серебряные трубы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.