Шпага Суворова - [46]

Столетние дубы окружали молодой лесок, выросший на месте села. Одинокая осина, поднявшаяся на краю лесной чащи за линией дубов, подставляла серебряные листья порывам ветра.

Около села Александровки мы встретили русоголовую девочку лет двенадцати. Высокая, тонкая, она напоминала буйно тянущееся к солнечным лучам деревцо.

Девчушка обрадовалась встрече, но, увидев незнакомого человека, остановилась.

— Иди, иди сюда, егоза! — крикнула шедшая с нами колхозница.

Девочка подошла и поздоровалась.

— Ты что так поздно по лесу бродишь? — обратилась к ней женщина.

— Да ведь сейчас не поздно, тетя Дуся, — задорно ответила девчушка.

— Ты мне поговори! — шутливо ворча, прервала ее колхозница.

Она потрогала меня за рукав и, указывая на девочку, сказала:

— Это Клавдия, из нашей деревни. В отца пошла, во всем первая. Отец бригадиром у нас в колхозе. И до чего же храбрый человек — с германцем воевал, против белых ходил. Большие командиры к нему приезжают, дружки его старые.

— И никаких особых дел у отца не было, — вмешалась Клавдия. — За спасение командира ему награду дали.

— Да вы с отцом известные у нас спасатели. Такая невеличка, а ничего не боится. Вот прошлым летом…

— Тетя Дуся! Не надо… — прервала ее, покраснев до ушей, Клавдия.

— Проходи-ка, милая, вперед с Еленой Андреевной. Вы обе молодые — так шагайте быстрее, не мешайте.

Клавдия недовольно посмотрела на мою спутницу и, взяв под руку учительницу, быстрым шагом пошла вперед.

— Прошлым летом, — продолжала женщина, — парнишка малый тонул у нас в озере, в Каменном; ногу, что ли, у него свело. Так она первая бросилась. Чуть сама на дно не пошла, а парня вытащила. Такая деваха, ну вылитый отец!

Мы прошли через большую лужайку. На пригорке стояла Клавдия. Подле нее на сваленном старом дереве сидела учительница. Они любовались раскинувшимся по косогору селом. Это была Каменка.

— Ты все-таки скажи: что делала здесь? — спрашивала ее учительница.

— Я дуб искала, Елена Андреевна.

— Какой дуб?

— Тот, о котором вы рассказывали.

— Что-то ты выдумываешь, Клавдия!

— Нет, Елена Андреевна, правду говорю. Искала в Александровке заколдованный дуб.

— Какой там еще «заколдованный»?

— Да вы сами читали на уроке: «Златая цепь на дубе том. И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом».

Учительница улыбнулась.

— Нашла? — спросила она.

— Нашла! В четыре обхвата будет. Только кота не видела, и цепей на дубе нет, — сказала, смеясь, Клавдия. — Елена Андреевна! Сводите ребят к этому дубу всем классом. Ведь вы обещали, только не знали, где он стоит. Я теперь знаю. Он большой, широкий — все под ним поместимся. Мы сядем под дубом, а вы нам расскажете, как люди раньше в Каменке жили, как они эти дубы сажали. Хорошо?

Мы подошли к Каменке.

Дома стояли в один ряд; и у каждого дома росло по вековому дереву.

Дед Антон рассказал, что Каменку возвели в давние годы и расселили в ней вышедших на покой семейных солдат Суворова.

— А вон там, у самого озера, на высоком берегу, стоит окруженный елями дом. Его построил внук Суворова Александр Аркадьевич спустя сорок лет после смерти своего знаменитого деда.

В нем в свое время доживали век престарелые солдаты, суворовские чудо-богатыри. Теперь там школа.

Переночевав у председателя сельсовета, я с утра пораньше поспешил на почту.

Председатель посоветовал мне, не теряя времени, повидаться с сельскими почтальонами.

— У них вся округа в руках! — смеялся он. — Обо всем первыми узнают почтари. Я по утрам, пока газету получу, с почтарями беседую. От них получаю полную сводку местных событий.

Сельские почтальоны, ходившие по деревням, конечно, многое знали об этих местах. Они могли оказать мне помощь.

На лавке у почтового отделения сидело несколько стариков. Среди них был наш вчерашний спутник. Подсев к ним, я угостил их папиросами. Мы разговорились.

Почтари уже знали о моем приезде в Каменку. Заговорили о Суворове.

Дед Антон обратился ко мне, как к старому знакомому. Он всю свою жизнь прожил в Кончанском и Каменке, хорошо знал эти места и говорил с гордостью:

— У нас в Кончанском Суворов два года кряду в ссылке жил. Царь Павел его сослал. Ох, и не любил он Суворова!

Последние слова дед Антон произнес так, точно сам жил в Кончанском в одно время с опальным полководцем и вместе с ним переживал глубокую обиду от сумасбродного царя.

— А за что не любил? — продолжал дед. — За прямоту, за смелость, за то, что правду ему в глаза говорил, а не лукавил, как другие. — Дед Антон сокрушенно покачал головой и пояснил: — Завел новые порядки. Царь-то русский, а мундир хотел надеть на всех прусский. Все наше, русское, стал палками выколачивать, солдат, служивых совсем забил. Чуть что не так палки, Сибирь! Всполошился Суворов. «Караул! — закричал. — Чудо-богатырей моих вконец забили! Они штурмом Измаил брали, турков сам-пять, сам-десять в сражениях побеждали, а их палками! За что русского человека бить?» Так царю и высказал. Рассердился царь на Суворова, в Кончанское его сослал, в леса дремучие. И с ним полсотни солдат старых, самых беспокойных, тех, что с ним в походах лет по тридцать отшагали. Солдаты бравые! Потомство их до наших дней дошло.