Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [62]

Я успел в самый последний момент. Клинок француза со звяканьем отскочил от моего и скользнул по гриве лошади. Та в испуге прянула в сторону – и я кубарем, спиной вперёд, полетел в ракитник.

Густые ветки смягчили удар. Но при попытке выбраться оказалось, что ветки вцепились в шнуры-кутасы на груди ментика (вчера кто-то из гусар поделился со мной и Рафиком старым обмундированием), и держали теперь мёртвой хваткой. Я рванулся изо всех сил – сукно затрещало, полетели оторванные пуговицы, но освободиться из капкана не удалось. Я расстегнул оставшиеся пуговицы, освободил руки, зажал обнажённую шпагу подмышкой, и принялся выпутывать своё имущество из кустов, и тут за спиною раздался дробный конский топот. Я живо обернулся (ментик при этом почему-то высвободился сам собой) и увидел скачущего на меня карабинера с занесённым над головой палашом.

Шпага прыгнула мне в руку; я отпрянул в сторону, пропуская всадника мимо себя, и отвёл клинком кончик палаша, едва не раскроивший мне череп. Карабинер хрипло выругался по-французски и повернулся на месте, поднявшись на стременах для нового, смертельного на этот раз, удара. Парировать его смысла не имело – клинок, в который вложен вес владельца и бешеная энергия замаха, легко смели бы подставленную шпагу – а потому я снова отпрянул в сторону, махнув зажатой в левой руке ментиком навстречу обрушивающейся на меня стали.

Навык, приобретённый на бесчисленных тренировках по историческому фехтованию, не подвёл. Суконный, тяжёлый от нашитых шнуров и пуговиц, ментик захлестнул эфес, нижнюю часть клинка, сбивая удар в сторону и запутывая лезвие и переплетённые дужки гарды. Карабинер, не ожидавший промаха, качнулся на меня, я рванул ментик – и француз, не успевший выпустить рукоять палаша, вылетел из седла. Правая нога в высоченном ботфорте при этом застряла в стремени, и он повис, отчаянно ругаясь и безуспешно стараясь вырвать у меня свой палаш. Тогда я сделал шаг вперёд и с размаху ударил карабинера эфесом шпаги в лицо – раз, другой, третий. Голова его запрокинулась, каска слетела и покатилась под копыта коня – а я, не медля ни секунды, добавил удар навершием по темечку, от которого мой противник обмяк и повис в стремени безвольным кулем. Кровь из рассечённой во многих местах кожи заливала его лицо и воротник мундира, высовывающегося из-под кирасы.

Снова ударил громкий лошадиный топот, и я обернулся, подняв перед собой шпагу. Но тревога оказалась напрасной: вдоль опушки со стороны дороги скакали казаки с уставленными длинными пиками – долгожданное подкрепление, наконец, прибыло! Не обратив внимания на мой крик "Помогите, братцы!", донцы пролетели мимо, по направлению к карабинерам, сбившимися в кучку у края оврага – там вскоре завязалась отчаянная схватка, и среди синих кафтанов донцов и латунных кирас и касок французов замелькали серые ментики сумцев.

Я огляделся – лошадь моя куда-то пропала. Тогда я выпутал из стремени ногу поверженного карабинера, опустил его в траву – бедняга мотал окровавленной головой и глухо стонал, – и забрал его палаш. Лошадь карабинера никак не давалась садиться на нее – крутилась, порывалась подняться на свечку, рвала поводья. Несколько казаков уже возвращались на рысях, с добычей – французскими лошадьми и пленными, среди которых я заметил ранее подстреленного мною офицера.

– Пособи, братец, сесть на лошадь, видишь, она бесится! – крикнул я донцу, который вел французскую офицерскую лошадь.

– Некогда! – ответил он, и пронесся мимо. С другой стороны, от лощины, заросшей ивняком, оказались трое гусар. Они вели в поводу засёдланных коней с вальтрапами, украшенными вензелем из буквы «А» и римской цифры «I». Я понял, что это наши коноводы, ведущие лошадей застрельщиков. Увидав меня, один из сумцев – это был рядовой Ансонов, тот, что вчера наточил мою шпагу, – передал поводья коней товарищу, остановился и спрыгнул с седла.

– Дозвольте подмогну, вашбродие! – крикнул гусар и, не дожидаясь ответа, принялся за дело: отцепил ружьё карабинера от седла, укоротил стремена, пристегнул на мундштуке цепочку, которая сорвалась с крючка и звоном своим пугала лошадь. Потом, посмотрев на огромного французского карабинера, который всё ещё стонал и копошился в траве, удивлённо покачал головой.

– Неужто, вашбродь, это вы его, супостата, так-то уходили?

– Да, братец, Господь помог одолеть вражину! – ответил я. Не вполне привычный для двадцать первого века оборот – но, пообщавшись с местными обитателями трое суток почти без перерыва, я уже стал перенимать в том числе, и их манеру выражаться.

– Нешто, что Божьей волей! – Анонсов удивлённо помотал головой. – Вона какой здоровяк – дойди дело до схватки, он бы прихлопнул вас одним ударом кулака! Счастливо, счастливо, вашбродие!

Я не стал спорить – действительно, француз был на полголовы выше меня и гораздо шире в плечах. Анонсов поймал тем временем мою лошадь (та не успела удрать далеко и щипала травку в кустах), вдвоём мы взгромоздили на неё пленника, привязав к седлу ремнём, я вскочил на карабинерскую лошадь и мы рысью направились к дороге, где Ростовцев уже собирал гусар.