Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [61]

Перво-наперво, поручик приказал гусарам проверить натруски на полках пистолетов. Тех, у кого имелись карабины и штуцера, он распределил равномерно в цепи, с указанием держать противоположную сторону оврага под обстрелом. Для этого стрелкам велено было спешиться, передав лошадей коноводам, и самостоятельно отыскать позиции, по возможности укрытые от ответного огня неприятеля.

Вообще-то в эскадроне по штату полагалось иметь шестнадцать стрелков с нарезными штуцерами. Но после недавнего партизанского рейда Ростовцев вооружил часть своих гусар трофейным нарезным длинностволом (гладкоствольные карабины и тромблоны достались бобрищевским мужичкам) – и теперь мог выдвинуть в цепь аж две с половиной дюжины стрелков. Всего же в эскадроне после недавних потерь насчитывалось восемьдесят два нижних чина против полутораста полагавшихся по штату, при двух офицерах. Этими силами – прямо скажем, весьма скромными, – и предлагалось удерживать овраг, не позволяя неприятельской кавалерии переправиться через него и опрокинуть на марше фланговым ударом измотанные отступающие части Остермана-Толстого.

Задачка отчётливо попахивала если не самоубийством, то уж наверняка – героическим самопожертвованием. Возьмись неприятель форсировать препятствие, и стрелки задержат его, в лучшем случае, на четверть часа, после чего дело неизбежно дойдёт до сабель. И не в чистом поле, где гусары могли ещё надеяться на своих быстрых, отдохнувших за время стояния в резервах, коней, а в кустарнике, на краю оврага. Никаких ударов с налёту, никаких попыток опрокинуть неприятеля разогнавшейся в карьер конной шеренгой не будет – а будет яростная рубка в стеснённых условиях, без маневра, места для отскока, когда дело решит обыкновенное численное превосходство. Оставалось надеяться, что начальство в лице генерала Дохтурова не забудет о сумцах и пришлёт при первой возможности подкрепление…

А пока – гусары затаились в ракитнике, не обращая внимания на визжащие то и дело над головой ядра. Батарейные замки проверены, пороха на полках ровно столько, сколько и полагается, кремни надёжно ввинчены, пули заколочены в стволы и запыжёваны. Пальцы, затянутые в перчаточную кожу, нетерпеливо играют на рукоятях сабель – приходи, кума, любоваться!

Они пришли примерно через четверть часа. Я одновременно с Ростовцевым заметил на противоположном краю оврага кирасы из полированного жёлтого металла, нарядные латунные каски с высокими красными гребнями-гусеницами, белые, с голубыми отворотами мундиры. Элита элит тяжёлой кавалерии Бонапарта, карабинеры из корпуса генерала Монбрена – те из них, кому посчастливилось уцелеть при самоубийственной атаке на батарею Раевского. Не так-то их и много, оценил я на глаз плотность рядов всадников, сотни полторы от силы – но нашему жиденькому заслону и того хватит с лихвой. Особенно, если дело дойдёт до рубки – тяжёлые палаши и кирасы давали рослым всадникам на мощных гнедых конях несомненное преимущество перед храбрыми, но не такими рослыми сумцами, сидящими на невысоких, не больше тридцати пяти вершков[22], лошадях.

Оставался единственный вариант: обозначить своё присутствие стрельбой через овраг, выманить карабинеров на малочисленного противника – а как только французы выйдут из зарослей ракитника на край поля, опрокинуть их лихим ударом. К тому же, треть гусар была вооружена пиками, что даёт в подобной ситуации некоторое преимущество.

Я совсем было собрался поделиться этими соображениями с Ростовцевым, но поручик и без меня пришёл к тому же выводу. О, отрядив корнета Веденякина командовать застрельщиками, скомандовал остальным гусарам отходить и строиться в поле, в ста шагах от кромки кустарника. Легкие кони сумцев преодолеют это расстояние единым броском, не оставив карабинерам времени на перестроение и разгон для встречного разгона.

…Ростовцев разрядил в налетающих французов пистолет, и я ясно видел, как передний, с капитанскими эполетами, виднеющимися из-под кирасы, качнулся от сильного удара в грудь. Но круглая свинцовая пуля, пущенная с дистанции в десять шагов, бессильно сплющилась о металл. Карабинер, здоровенный малый с усами, закрученными чуть ли не до висков и тёмной, обветренной физиономией, хоть и качнулся назад, но усидел в седле – и с криком «rendez-vous, officier![23]» занёс над головой поручика свой палаш. И опрокинулся на круп своей лошади, но уже с аккуратной дыркой прямо напротив сердца – пуля, пущенная из нагана, легко прошила щегольскую, выложенную латунью кирасу. Второй француз шатнулся на скаку влево, и это спасло его от следующей пули – но не уберегло от молодецкого взмаха гусарской сабли, разрубившей красную волосяную «гусеницу» на каске. От удара подбородочный ремень лопнул, каска полетела в траву, и карабинер, припав к гриве своей лошади, заорал оставшимся своим товарищам:

– Tuez-le![24]

Т-дах! Т-дах! Т-дах! – ответил ему наган, и оба француза вылетели из сёдел, словно кегли. Когда же я надавил на спуск в четвёртый раз – ударник щёлкнул вхолостую и мне, чтобы уберечься от очередного карабинера, решившим изобразить своим палашом ветряную мельницу, пришлось дать шпоры коню, судорожно нашаривая свободной рукой рукоять шпаги.