Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [35]

Эх, Гена, Гена… ведь как всё хорошо, правильно задумали – и не сумели! А то одна-единственная спичка разом решила бы все проблемы.

Впрочем, все ли? Вопрос, как говорится, на миллион…

– Книги, значит… – Ростовцев прошёлся по палатке взад вперёд, заложив руки за спину. – Ваша правда, Никита Витальич, нельзя эдакое сокровище оставлять узурпатору, никак нельзя.

– Ещё оружие. – добавил я. – В музее хватает старых, времён войны образцов. То есть это для нас они старые и холощёные к тому же, а вот французским оружейникам многое могут подсказать. Бонапарт не зря создал во Франции самую передовую в мире инженерную школу – разберут по винтикам и обязательно что-нибудь позаимствуют. А книги им в этом помогут – я, вроде, видал «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» в дореволюционном издании, так там полным-полно весьма толковых статьей по техническим и естественнонаучным вопросам.

При слове «дореволюционное» поручик непроизвольно вздрогнул – что это за «революция» случится в России? – но от расспросов пока удержался.

К моему удивлению, Ростовцев довольно легко воспринял концепцию изменения истории. Возможно, дело в том, что он не был совсем уж чужд научной фантастики в здешнем её варианте – читал Свифта, причём, в отличие от меня, в английском оригинале, помнил и про летающий остров Лапута с его техническими диковинками. Вообще поручик, чем дальше, тем больше напоминал мне своего почти однофамильца – Николая Ростова из «Войны и мира». Тот, помнится, прежде чем пойти в гусары, учился в Петербургском университете – а значит, был для своего времени прилично образован.

«…ладно, всё это потом…»

– Людей тоже надо отбить. – продолжил я. – Друзей моих, а в особенности тётку мою, библиотекаршу. Вы не подумайте, дело не в родственных чувствах – хотя куда же без них… Тётя Даша – считайте, живой каталог этой библиотеки, и с ней французам куда проще будет разобраться с её содержимым. Да и другие помогут, если припугнуть хорошенько – всё же студенты, люди и образованные.

– Конечно друзей ваших неприятелю мы оставлять не будем. – согласился поручик. – И зачем только вы поляка с собой взяли? Подлый ведь народишко, пакостный, я это по кампании шестого года хорошо помню.

Вот как объяснить умнице-поручику, что такое СЭВ, Варшавский договор и прочие геополитические реалии второй половины двадцатого столетия? тем более что я-то с ним вполне согласен, особенно с учётом всех тех гадостей, что творят ясновельможные паны в отношении России в веке двадцать первом…

Итак, как говаривал некий товарищ, отмеченный родимым пятном на лысине, «консенсус достигнут». Теперь надо получить от Дохтурова добро на формирование партизанской партии – Ростовцев строевой офицер, командир полуэскадрона, и не может предпринимать подобные действия, не получив на то разрешения начальства.

Я принялся лихорадочно вспоминать сцену из своего любимого фильма «Эскадрон гусар летучих» – там, где Денис Давыдов убеждает князя Багратиона поддержать его затею. Не вспомнил и махнул рукой: в конце концов, Ростовцева хлебом не корми, дай только податься в «герильясы» – и, уж наверное, отыщет подходящие аргументы. К тому же и с Дохтуровым он знаком, состоял при нём адъютантом…

Меня беспокоило одно: как бы поручик для убедительности не рассказал генералу обо мне, моих спутниках и ДК, доверху набитому сведениями из будущего. С него ведь станется, да и подкрепить рассказ есть чем – к примеру, наганом или невиданными в этом времени велосипедами.

Чем обернётся такое откровение, я даже думать не хотел. А потому, взяв с Ростовцева обещание держать всё в тайне, устроился на его раскладной поручика и приготовился ждать. И сам не заметил, как провалился в сон – глухой, непробудный, без сновидений.

III

Дядя Вася сидел на скамейке перед зданием клуба, грелся на утреннем солнышке, смолил беломорину и наблюдал за суетой, поднятой французами. Конные егеря выносили из здания клуба перевязанные бечёвками пачки книг и по одной укладывали в повозки. Руководил погрузкой унтер-офицер в сером, как и у прочих обозников, мундире: суетился, отдавал команды своим подчинённым, перекладывал пачки книг.

И неймётся же лягушатникам…

Вчера вечером командир французов допросил незадачливых поджигателей – в качестве переводчика при этом выступал Гжегош. За допросом последовал скорый военно-полевой суд, на котором позволили присутствовать всем «гостям из будущего». Процесс проходил в тесном актовом зале ДК; в роли судьи и прокурора выступал сам су-лейтенант; обрисовав в двух словах вину подсудимых, он допросил свидетеля – Гжегоша, конечно, кого ж ещё! – и приговорил Гену и Лёху к расстрелу. Студенты сидели, пришибленные – похоже, никак не могли поверить, что всё это происходит с ними на самом деле. Только медсестричка Людочка, вскочив со скамьи, гневно закричала на поляка: «как тебе не стыдно, они твои друзья, учились вместе, это же предательство!» На что тот с кривой усмешкой ответил, что Польшу он не предавал, а москали ему не друзья и друзьями никогда не были.

Исполнение приговора решено было отложить до момента, когда поджигателей вместе с обозом доставят к штабу полка. Дядя Вася не был уверен – но ему показалось, что к отсрочке этой приложил руку Гжегош, шептавшийся о чём-то с офицером. Зачем поляку это понадобилось, оставалось только гадать.