Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [24]

Одежда бородатого было победнее, но всё равно – куда там бобрищевским! Один тоже вооружился ружьецом, правда, покороче и попроще; арсенал второго составляло короткое копьё с поперечиной под широким наконечником. Медвежья (или кабанья, кто их разберёт?) рогатина? Значит, всё же охотники?

– А ну, не балуй! – строго сказал бородач, заметив движение к рукоятке нагана. Я поспешно отдёрнул руку: не хватало получить в живот горсть свинцовой сечки – или чем он там заряжает свой карамультук?

– Их сиятельство молодой граф Никита Андреич велели обойти дозором усадьбу – и видать, не зря, коли вы тут шлёндраете! Сенька, – обернулся он к одному из спутников, – дуй в рожок, дай знать их сиятельству, что мы тут с добычей!

«…ага, значит всё же караульщики. Скорее всего, егеря или псари этого самого графа. Ну, мы попали…»

Я покосился на Рафика. Армянин, к счастью, не пытался хвататься за свой кинжал – видимо, был слишком ошарашен неожиданным появлением «дозорных».

Владелец рогатины снял с кожаного ремешка закрученный бубликом охотничий рожок и издал несколько громких немелодичных трелей. В ответ в отдалении прозвучал другой сигнал.

– Вот и ладненько. – удовлетворённо сказал бородач. – Чичас молодой граф с друзьями своими прискачут, ему и обскажете, кто вы такие и чего вы сюда припёрлись, да ещё с бабой! Вот что, мил человек, дай-кось сюда пистолю. И ты, абрек, – он зыркнул на смуглого Рафика из-под кустистых, в стиле «дорогого Леонида Ильича», бровей, – ножик свой вынь как есть, в ножнах. А будет кто упираться – как Бог свят, заеду в рожу!

Привычка самому заботиться о своём коне у настоящего кавалериста в крови, ведь сплошь и рядом от коня зависит жизнь всадника, и к гусарам сие относится в особенности. Это тяжёлая кавалерия, всякие там кирасиры с драгунами, ходят в атаку рысью, переходя на галоп хорошо, если шагах в ста от неприятеля. Гусары же, как и казачки, по бранному полю летают стрижами, да и в обыденной своей службе – разведочных вылазках, фланкировках, или доставляя депеши начальству, предпочитавшему употреблять для этой цели именно легкоконных – сплошь и рядом вынуждены полагаться на резвость своих скакунов.

Так что Ростовцев лишь в исключительных случаях поручал заботу о боевом друге денщику или кому-нибудь из рядовых гусар – и на правах командира полуэскадрона постарался привить эту привычку и другим офицерам. Вот и сегодня все трое сами чистили своих Букефалов, расположившись в графской конюшне.

– Вашбродие господин поручик! В рожок трубят!

На пороге возник денщик корнета Веденякин, которого поручик отрядил в караульщики – ждать сигнала от графского егеря. Того сразу по возвращении из деревни Ростовцев послал с помощниками и псарями прочёсывать ближнюю к усадьбе рощу на предмет розыска французских лазутчиков.

Поседлать коней было делом минутным – и не успел охотничий рожок отзвучать во второй раз, как Ростовцев, корнет и барон Вревский в сопровождении верного Прокопыча, прихватив оружие, уже скакали по направлению к дальней опушке.

Пленники дожидались появления молодого графа под охраной старшего егеря и двух псарей на краю рожицы. Собак взяли на сворки, и те нервно поскуливали и приседали на задние лапы – нервное состояние людей передавалось и им. Ростовцев ещё издали подумал, что с изловленными «лазутчиками» что-то не так. Для начала – ни один из них, и это было ясно с первого взгляда, не имел ничего общего с фуражирами из дивизии Люилье, как, впрочем и с другим подразделением Grande Armée. Но и на русских – неважно, военных или мирных жителей – они походили слабо. Двое молодых, лет двадцати, если не меньше, парней, – один самой обыкновенной наружности, второй смахивает на кавказского горца, – и барышня, срамно сказать, в штанах! Все трое с непокрытыми головами. Может, шапки потеряли, пока по кустам бегали от батюшкиных псов? И покрой одежды незнакомый, ни на что не похожий, чужой…

Непонятности тем временем продолжались. Кусты раздвинулись, и весело гомонящие мальчишки выволокли на опушку три необычных предмета.

Что находки – не что иное, как транспортные средства, Ростовцев догадался сразу. Причудливой формы рамы из крашеных в яркие цвета то ли труб, то ли стержней, снабженные парой колёс с узкими железными ободьями, чёрными, кажется, кожаными, шинами и множеством проволочных поблёскивающих металлом спиц. Сверху на рамах укреплены маленькие, очень неудобные сёдла; над передним колесом присобачена гнутая, из полированного железа, загогулина, концы которой тоже были обтянуты кожей. Всё остальное – зубчатые колёса, цепи, торчащие по бокам коленчатые рычаги – приспособления, закреплённые на блестящей загогулине над верхним колесом – было ни на что совершенно не похоже.

– Мальчишки в кустах нашли. – сообщил егерь. – Говорят, на тропинке следы от энтих колёсьев. Видать, ехали по лесу, а потом бросили, пошли пешкодралом. Ишшо оружие у них было, мы забрали…

Длинный прямой нож в жестяных ножнах Ростовцева не заинтересовал. А вот пистоль, принадлежавший первому из «лазутчиков», тому, что с русской наружностью, привлёк его внимание своим необычайным устройством. Поручику случалось видеть нечто похожее в коллекции одного своего петербургского знакомого, большого любителя старинного оружия: стальной рубчатый бочонок с просверленными отверстиями, играющими роль зарядных камор. Если проворачивать бочонок – то каморы совмещаются со стволом, и из них можно по очереди производить выстрелы, каждый раз подсыпая порох для затравки. Вернее, можно было бы, если бы имелся замок; помнится, у того пистоля, итальянского, работы шестнадцатого века, замок был самый обыкновенный, кремнёвый…