Шпага, честь и любовь - [22]

Марк до самой казармы подшучивал над приятелем, понимая, что единственное средство излечения от романтической лихорадки — весёлый поход к гулящим девкам. Но он не успел пригласить, зато оказался прав в предположении: на следующий же день Алекс получил письмо, пахнущее ароматно и загадочно.

«Благородный тей! Надеюсь, что вы столь же галантны, как и мужественны. Жду вас завтра в семь пополудни. Бульвар Анжелос, 17».

Отсутствие подписи не ввело в заблуждение. Адресат разве что не взлетел к потолку без крыла, потом побежал хвастаться Марку и Терону, а также сообщить прим-офицеру: следующим вечером многочисленные боевые раны точно не позволят нести службу, а если повезёт — на всю ночь не позволят.

Глава девятая

— Вы разбираетесь в живописи, тей?

Этим вопросом хозяйка особняка загнала Алекса в тупик. Спаси Всевышний, какая ещё живопись на севере! Картинные галереи среди скал? Конечно, в замке графа и, тем более, во дворце герцога Северной Сканды полно портретов многочисленных родственников, преимущественно — давно покойных. Но вряд ли важные лики можно отнести к настоящему искусству. Скорее — дань традиции, а портретист вызывается раз или два в течение жизни вельможи. Ни отец Алекса, ни бравый легионер и не задумывались, чтобы обвешивать полотнами родной дом.

— Люблю красиво… синьора, — кое-как выкрутился смущённый тей.

В действительности, для полнейшего стеснения ему за глаза хватило внешнего вида хозяйки картинной галереи. Йоганна встретила его в длинном вечернем обтягивающем платье из тёмно-зелёного бархата, с глубокими вырезами спереди, сзади и на рукавах. Каштановые волосы забраны в сложную и чрезвычайно эффектную причёску, единственный выбившийся из неё локон расчётливо прикрыл левый глаз. Бриллиантовое колье на шее, надо полагать, стоит больше, чем выплачивается легионеру в качестве оклада за десять лет.

— Жизнь ужасна, дорогой мой спаситель. Злобные бандиты, грязь на улицах и в душах, козни, интриги… Или случайная беда, как дурной кучер и понёсшие лошади. Поневоле ищешь утешения в прекрасном. Пусть — иллюзорном. Идёмте!

Она стремительно, с той самой ртутной подвижностью, увлекла Алекса внутрь, едва он успел отдать плащ, шляпу и перчатки лакею.

Во внутренних покоях молодой мужчина ощутил себя ещё более не в своей тарелке. Форменный камзол испорчен. Шерстяной сюртук одолжен у Марка и немного велик. Тщательно начищенные сапоги тоже не первой свежести, и густой слой крема не в состоянии скрыть их заслуженный стаж.

А вокруг богатство и изящество. Царство утончённого вкуса и роскоши. Наконец, сама тея Йоганна, главное и бесценное украшение…

— Не смущайтесь! — она без труда расшифровала бурю чувств, неумело скрываемых подавленным унтером. — У вас всё впереди. А это… мишура. Тонкий слой позолоты на той грязи, о которой я говорила.

И они смотрели картины, Алекс поддакивал в нужных местах, едва глядя на полотна, пленённый идеальной линией шеи, шаловливыми завитками каштановых волос, взмахами ресниц, упругими движениями маленькой груди в такт дыханию, порхающим жестам изящных ручек, когда Йоганна показывала ими на фрагменты картин, роняя непонятные слова: композиция, перспектива, экспрессия, светотень.

Чуть полегчало, когда слуги подали ужин. Основам этикета любой тей обучен с пелёнок, как и искусству зажарить куропатку, используя шпагу вместо вертела, а также съесть птичье мясо без соли.

Он понимал, что должен занять Йоганну лёгким светским диалогом… И не знал, о чём завести разговор. О казарме? Патрульной службе? Дуэлях? Чувствуя его напряжённость, прекрасная хозяйка вела беседу сама, иногда подбрасывая простенькие вопросы, поддерживая иллюзию участия Алекса в общении.

Красное вино крепко ударило в голову. Тем более закуска — привычная для летающей знати, изысканная, но напрочь лишённая жиров и сладкого. А после ужина разомлевшего легионера подстерегала новая пытка живописью.

В сравнительно небольшой комнате, по площади в половину казармы для тридцати человек, Йоганна показала множество этюдов углём. Затем усадила гостя в картинную позу, стянула перчатки и принялась за дело, сосредоточенно прикусив нижнюю губку. Любые порывы Алекса встать или даже поменять положение тела она безжалостно пресекала.

— Нравится?

Он обомлел.

Конечно, до этого видел своё отражение не раз: в зеркалах, в оконном стекле и даже на поверхности воды… Но впервые — чуть со стороны.

И Алекс себе не понравился. Художница умудрилась передать не только черты лица, не только шрамы — на лбу, на щеке, в ушной раковине, но и детали характера, о которых северянин конечно же знал, но не подозревал, что со стороны он выглядит именно таким — глуповато-самонадеянным, наивным, недалёким и слегка испуганным.

— И всё же — нравится? Вижу — не очень. Увы, дорогой Алекс, я не наёмная портретистка, пишущая маслом парадные изображения заказчиков, а правду не любит никто. Не расстраивайтесь, вы гораздо привлекательнее подавляющего большинства моих знакомых.

— Действительно? — смешался в очередной раз юноша и тотчас получил полный до краёв стакан крепкого вина. Несколько неуклюже провозгласил тост: — За ваш гениальный талант…