Шоу Девочек - [51]

Когда она ушла, он посмотрел на кусок мяса и увидел свою старую собаку Брэта, лежащую рядом с ним.

Белые толстые черви вяло копошились в разрезанном животе животного.

Дэйви скривился от подступившей тошноты. Он был сбит с толку. Запах, исходивший от разлагающегося трупа, был таким же, как в тот жаркий летний день много лет назад, но что-то в нем казалось приятным.

Манящим…

В животе что-то жадно забурлило, и Дэйви, дрожа, опустил руку, пока кончики пальцев не коснулись липкого края раны. Затем рука проскользнула в извивающуюся массу личинок. Она была поглощена влажным теплом; от движения червей покалывало кожу. Он немного пошевелил пальцами, затем вытащил руку. Клочки темного окровавленного мяса прилипли к его пальцам, и он поднес руку к открытому рту.

Дэйви внезапно проснулся и обнаружил, что жует подушку. Язык казался похожим на толстую полоску кожи. Простыни намокли от пота. Снова посмотрев на часы, он увидел, что сейчас без четверти десять. Ему уже надо быть у Ани.

Он сказал себе, что даже если бы он физически был в состоянии пойти, то не стал бы этого делать. Не смог бы. Все, что она бы с ним ни вытворяла, нужно было прекратить. И кем бы она ни была…

Те фотографии пожелтели и помутнели от времени, и все же Аня казалась такой же красивой, как и всегда, ее кожа была такой же безупречной, а ее грудь — такая же упругая сегодня в возрасте…

Сколько ей лет? Конечно, она тогда являлась недостаточно взрослой, чтобы быть на тех фотографиях. Отзывы, скорее всего, относились к ее матери…

Через поднятые на окне шторы снизу, с тротуара проникал свет уличного фонаря. Снова шел дождь. Капли стучали по стеклу, и когда Дэйви опять отключился, звук материализовался в его сне в виде белых пустых туфель, танцующих в темноте…

Сквозь стук с ним негромко заговорили голоса.

В тебе нет стержня…

…безапелляционно…

Она принесет тебе боль. Такова любовь.

Шорох… шорох… Мыши в стенах?

Дэйви повернул голову к окну и ахнул.

Аня улыбалась ему через мокрое стекло. Будто под водой, ее длинные черные волосы развевались вокруг головы. Она улыбнулась, прижав ладони к окну.

Не может быть, — подумал Дэйви. — Девятый этаж…

Она с резким скрипом провела ногтями по стеклу, оставляя после себя длинные царапины, и беззвучно произнесла его имя:

— Дээээйвиии…

Улыбка стала ярче, и она широко открыла рот. Змеиные клыки блеснули на свету, как маленькие ножи.

— О, Господи Иисусе, — выдохнул Дэйви, закрыв глаза.

Hо вместо успокаивающей тьмы его веки мерцали зернистыми желтыми изображениями Ани, изображениями десятилетней давности, изображениями, которых не могло быть.

Когда он снова открыл глаза, то увидел, что она обнажена. Ее грудь возвышалась над нижним краем окна.

— Дээээвиии, — произнесла она, ее идеальные губы скользнули по смертоносным зубам, — позволь мнеее вооойтиии.

Ее ногти царапали окно, оставляя следы на стекле.

Она прорежет стекло насквозь, — подумал он, — Господи Иисусе, она просто прорежет стекло!

— Оставь меня в покое! — прохрипел он, пытаясь сесть в постели. — Держись от меня подальше!

Ее губы снова зашевелились:

— Слииишком поздно…

Грациозно паря в тумане, Аня поднималась, пока он не увидел ее живот, бедра, колени. Она медленно раздвинула ноги, коснулась прядки черных волос и провела двумя пальцами по своим розовым блестящим губам…

И как тогда, в кабинке, когда он наблюдал за ней через грязное стекло, у Дэйви медленно появилась эрекция.

Когда он сел на край матраса, по его телу распространилось глубокое тепло.

Аня улыбалась ему, трогая себя.

Это просто сон, — подумал он, стоя на слабых ногах. — Это невозможно, значит, это должен быть сон; я болен, у меня жар, и мне снится…

Он прижал ладони к створке и открыл окно. В порыве дождя и ледяного воздуха руки Ани обняли его, а ее губы коснулись его щек, ушей, его горла, после чего она прошептала:

— Ты не приходил ко мне, Дэйви, поэтому я сама пришла к тебе.

Их тела переплелись на кровати, и Дэйви потерялся внутри нее.

* * *

Бенедек несся, огибая столы в городской приемной, на пути к своему маленькому офису в задней части здания.

— Привет, Уолтер! — услышал он голос. — Думал, ты в отпуске.

Сэл Беркетт догнал Бенедека. Он был маленьким и жилистым, с длинными светлыми волосами. Сэл работал штатным фотографом, но за все три года работы Беркетта в "Таймс" Бенедек ни разу не видел его с фотоаппаратом. Также Бенедек никогда не видел его без комка жевательной резинки во рту.

— Я и есть в отпуске, — сказал Бенедек, немного запыхавшись, — но я так соскучился, что решил зайти.

— Ты в порядке? — спросил Беркетт, следуя за Бенедеком в небольшой офис. — Выглядишь так, будто только что увидел дрочащего Папу Pимского.

Бенедек сел за свой стол, повернулся к компьютерному терминалу и закурил.

— Ты знаешь, Сэл, я больше не заморачиваюсь по таким мелочам. Карлайсл здесь?

— Ушла пару часов назад. А что? — Беркетт выдул большой розовый пузырь; он лопнул и оставил после себя сладкий запах.

— Нужна кое-какая информация, только и всего.

Бенедек набрал ЗАРЕЗАН / СУТЕНЕР и начал добавлять месяц, но остановился, зависнув пальцами над клавиатурой.

— Может, я смогу тебе помочь, — сказал Беркетт, подойдя к Бенедеку и глядя через его плечо.