Шоу безликих - [44]

Теперь я знаю, что это была правда. После того, как Амина получила травмы, Сильвио попытался заставить ее выступать, хотя та едва могла ходить. Я помню, как пришла в раздевалку и увидела, как подруга пытается переодеться в свой костюм. Ее ребра все еще были сломаны и не успели срастись, она вздрагивала от боли, когда натягивала на тело трико.

— Амина! — Я не могла поверить в то, что она делает. — Ты не можешь выйти на арену.

— У меня нет выбора. Он сказал мне, что я должна выступать.

— Ты не можешь. Это невозможно. Тебе нужно отказаться.

Она удивленно смотрит на меня.

— Отказаться? Ты правда думаешь, что это так просто, Хоши?

Затем вошел Сильвио, как обычно, не постучав в дверь, не обращая внимания на ее отчаянные попытки прикрыться. На его лице была гнусная, скользкая улыбка.

— Я послал маленького посетителя к твоим родителям, Амина. Ты будешь рада узнать, что они все еще живы, пока еще живы. Во всяком случае, у меня есть фотография для тебя. Про меня много что говорят, но никто не смеет сказать, что я не щедрый, — он наклонился и что-то сказал ей на ухо. Это был шепот, но я все равно разобрала его слова. — Если ты сегодня не вернешься на арену и не будешь участвовать в шоу, то они дорого заплатят за твою лень.

Прежде чем развернуться и уйти, он вытащил что-то из кармана и бросил к ее ногам. Какую-то бумажку.

Она подняла ее, и странный звук вырвался у нее из груди, будто внутри что-то лопнуло. Она прижала бумажку к груди и долго не двигалась.

В конце концов поднявшись на ноги, она продолжила одеваться. Я взяла бумажку — это была фотография.

Наши взгляды встретились.

— Мои мама и папа, — тихо сказала она.

Я посмотрела на фотографию. Мужчина и женщина в наручниках. За ними два вооруженных охранника, нацелившие пистолеты им в головы.

— Ты уверена, что это они? — спросила я. — Ведь прошло много времени.

— Конечно, уверена! Думаешь, я могла забыть лица своих родителей?

Я все еще не понимала, что происходит.

— Почему они в наручниках?

— Хошико, он угрожает мне. Если сегодня вечером я не выйду на арену, они убьют их!

— Почему? — удивилась я. — Они же ни в чем не виноваты.

— Чтобы наказать меня! — зарыдала она.

Амина изо всех сил старалась — вышла на арену, встала на канат, начала выступление.

Но из этого ничего не вышло. Она снова сорвалась, и все. Он не заставил ее продолжать выступление — Чистые не любят подобных сбоев. Им нравится видеть лишь красивую смерть.

Амина так никогда и не узнала, что случилось с ее родителями. Однажды она спросила Сильвио, но тот просто рассмеялся и сказал, что всегда держит свое слово. Амина больше не говорит о них. Она как-то раз сказала, что они мертвы и что лучше думать о них как о мертвых. Она утверждает, что живет только ради них, чтобы почтить их память.

Она сохранила эту фотографию. Думает, что я не знаю, но я это видела. Она достает ее ночью, когда думает, что никто не заметит. Печально, что она видит их такими: с пистолетами у затылка, но теперь она кажется мне сильнее, чем раньше. Амина каким-то образом превратила эту страшную фотографию в причину для того, чтобы жить дальше. Она сильная, моя Амина. Неунывающая. Она замечательная.

Двери открываются, рывком возвращая меня из прошлого в настоящее. На пороге появляется высокая охранница.

— Дети! — ее голос звучит холодно и властно. — По одному заходите в эти двери. Вы сейчас отправитесь в санитарный блок. Почувствовав на голове мелкие брызги, пожалуйста, не паникуйте и не создавайте ненужную толкотню.

Дети послушно выстроились у двери. Разбрызганная жидкость — гарантия дезинфекции. Значит, Чистые уже здесь.

Выбраковка начинается.

Бен

Днем в цирке все кажется другим. Здесь поразительно тихо, как в городе-призраке, где не осталось людей. Вдруг до меня доносится болтовня — это группа цирковых артистов прошла мимо.

Я быстро прячусь за одним из шатров и наблюдаю за ними. Я узнаю их. Это акробаты, те, которые выступали на арене в ночь открытия. Тогда они выглядели просто сказочно, в своих сверкающих костюмах и с ярким макияжем. Однако в безжалостном свете дня, одетые в какие-то убогие лохмотья, они выглядят бледными и болезненными.

Я иду дальше. Осторожно заглядываю за угол и шагаю, пригнувшись, укрываясь за зданиями. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня, и особенно не хочу наткнуться на мать.

Главная арена, расположенная в самом центре территории цирка, сегодня выглядит по-другому. Она покрыта чем-то похожим на оранжевый пенопласт и напоминает огромную тыкву. Я предполагаю, что ее готовят к предстоящему Шоу Призраков.

Дымный, сладковатый, волшебный аромат ночи тоже куда-то исчез. В воздухе чувствуется острый земной запах, который становится сильнее, когда я двигаюсь дальше. Мне не нужно дополнительных свидетельств, чтобы понять — рядом клетки с животными.

Я оглядываюсь, но пока ничего не вижу. Все артисты, должно быть, сейчас репетируют, а охранники, полагаю, рядом с моей матерью.

До меня доносится шум, какое-то жужжание, исходящее от высоких клеток, которые тянутся длинными рядами.

В первой клетке стоят лошади. Им тесно, у них совсем нет места, они могут лишь дергать головой в бесполезных попытках избавиться от массы мух, роящихся над их тушами. На арене во время выступления они казались белыми, гладкими и сияющими чистотой, но на самом деле они тощие, облезлые и печальные. Лошадка-паломино, на которой выступал Сабатини, находится в отдельном загоне. Я протягиваю руку и поглаживаю ее бархатистый нос. Паломино тихонько ржет и осторожно обнюхивает меня.