Шотландская сага - [17]

— Мердо — это такой высокий, рыжий, с бородой?..

Внезапно они услышали голоса около люка, ведущего вниз. Эми едва успела захлопнуть дверь каюты, как моряк, который определил Катала на эту работу, застучал, спускаясь но лестнице.

— Пошли, парень. Я думаю, на сегодня хватит. Пора отправляться вниз.

— Я почти все сделал. — Катал низко нагнул голову над скребком. Он боялся, что матрос учует запах рома.

— Гм! Ты, должно быть, усердно трудился, когда старший помощник двинулся в обход. Он говорит, что ты — единственный из всех, кто делает работу должным образом. Теперь это будет твоей постоянной обязанностью. Скиннеру трудно угодить. Давай, старайся и дальше, а я и мои друзья прибережем для тебя чего-нибудь во время кормежки, ладно?

Вернувшись в камеру, Катал отдал сыр отцу и Мердо, и они смаковали его так же, как и он. Мердо скептически отнесся к истории Эми Макдональд, но сказал:

— Я не пробовал такого сыра с тех пор, как сдохла наша корова. Не обижай эту девчонку, Катал.

Неожиданно опечалившись, он добавил:

— Интересно, что сейчас делает наша мать.

И сразу же удовольствие от лакомого кусочка испарилось, когда Энгус Росс подумал о жене и младших детях, которых он оставил в Гленелге.

— Мысли о вашей матери и остальных не дают мне спать ночью, Мердо, даже если я напоминаю себе, что не в силах им чем-то помочь. Все, что нам остается, это положиться на Энди и Хью Маккримона. Больше им никто не поможет.

Простак выжил после повторной порки, получив еще сотню ударов, только благодаря жалости матроса, в руках которого была «кошка». Удары падали на наименее покалеченные части тела несчастной жертвы, с минимальной силой, просто чтобы удовлетворить садистские наклонности старшего помощника. Но и при всем этом несчастный впал в бессознательное состояние прежде, чем процедура была закончена, и ропот возмущения заключенных стал настоящим ревом, среди которого слышались голоса женщин.

Дубинки, обрушившиеся на головы каторжан, не смогли заставить их замолчать, и Скиннер с красным от ярости лицом проорал, чтобы их отвели в трюм. Его команды повторили криком матросы, но заключенные не повиновались даже тогда, когда новый град ударов посыпался на них. Неистовое возбуждение пробежало по рядам закованных в цепи людей, но оно было недолгим. Скиннер позвал караульных матросов, и они, вооруженные абордажными саблями и мушкетами, окружили шумящих заключенных.

Повысив голос так, чтобы его слышали среди всего этого шума, старший помощник прокричал:

— Я еще раз приказываю всем спуститься в трюм. Если вы снова откажетесь выполнить мое распоряжение, я возьму четырех мужчин из первого ряда, и каждый из них получит сотню ударов плетью. Если это не подействует, я выберу еще четверых из следующего ряда, и они получат по две сотни ударов. Я не остановлюсь, даже если каждый мужчина и каждая женщина на этом корабле получит по тысяче ударом, но вы сойдете вниз!

Прохаживаясь перед первым рядом, он выбрал четверых мужчин со словами:

— Вы первыми на себе испытаете плеть. Ну что, пойдете теперь вниз?

Возникла минута неловкого замешательства. Такая угроза, исходящая от кого-то другого, возможно, могла оказаться блефом, но ни один не сомневался, что старший помощник капитана Скиннер способен на все. Не взглянув на своего товарища, первый мужчина, выбранный для порки, начал продвигаться к люку, ведущему к камерам. У последнего был выбор: либо последовать за ним, либо сопротивляться до тех пор, пока цепи, сковывающие их, не потащат его силой. Он выбрал первое, и остальные заключенные двинулись за ними. Нерешительный мятеж был подавлен.

Следующие несколько дней мужчины ждали, что старший помощник отомстит им, но ничего не случилось. Единственный переменой было то, что заключенных перестали выводить на верхнюю палубу на прогулку, а матросы сами скребли палубу каменными скребками. Исключение составлял только Катал Росс. Каждое утро его вызывали драить коридор в офицерских каютах. Под свист и насмешки сокамерников он выбирался из трюма. Пока Катал выполнял свою работу, старший помощник капитана проходил по коридору, как и раньше, казалось, не обращая на него никакого внимания.

Была достаточная причина, почему, всем на удивление, он не предпринял немедленных акций против заключенных.

На горизонте был Тенерифе, следующий порт, куда они должны зайти, и капитану Джонсу пора уже было протрезветь. За ту неделю, которую они будут стоять на якоре у испанского острова, корабельному капитану нужно было выполнять определенные обязанности. Нет, старший помощник капитана Скиннер не забыл «бунт» заключенных. Они еще поплатятся за это в скором будущем.

После Тенерифе «Геркулес» двинется в сторону островов Капа-Верде, а потом начнет долгое плавание через Атлантический океан в Рио-де-Жанейро. Почти два месяца вдали от земли. И старший помощник будет на судне полновластным хозяином, все станет зависеть от его прихоти. Времени достаточно, чтобы выбить весь мятежный дух из этого тюремного груза.

А пока «Геркулес» бросил якорь в Тенерифе, на одном из Канарских островов, известных также как «острова счастья». Сладкий и тяжелый запах цветущих кустарников и деревьев острова не достигал трюма транспортного судна. Первые несколько дней остановки заключенных держали в их камерах взаперти. Выводили только Катала выполнять его ежедневную работу, и когда он возвращался в камеру, его жадно расспрашивали об острове. У него были благодарные слушатели, страстно желающие услышать описание острова, его гор и сочной зеленой растительности, но немногие верили, когда он рассказывал о многочисленных цветущих кустарниках, которые были ясно видны с палубы.