Шмотки - [32]
Нужно ли было возвращать меня к жизни? Знаю, мечты могут осветить жизнь, подобно наркотику, они превращают ее в волшебство, и в таком случае я рискую вообще не выйти из моей зачарованной хижины.
Нужно ли было в таком случае воспринимать Бога как спасителя?
Связи между ложью и кокетством трудноопределимы. В развороте всех своих любовных историй я предпочитаю начала. Я даю старт любовной истории и покидаю ее в самом расцвете. Я напоминаю нянюшек, которых призывают на несколько дней для ухода за новорожденным ребенком, а затем отсылают прочь. Бог – это отблеск улыбки Ламорлэ. Быть может, ему следует остаться воспоминанием?
Обычно я могу контролировать свои мечты. Но эта от меня как-то ускользала, тревожила, выходя за пределы обычного кокетства; вдруг этот незнакомец в багги собирается внести беспокойство в мою упорядоченную жизнь, как отделы «дзен» в «Барни», «Колетт» или «Bleu comme bleu»? Почему он будит во мне спящие желания? Невозможно ответить, почему случается так, что в голове раздается музыка, почему один вид человека, не слишком отличающегося от прочих человеческих существ, заставляет сердце неистово биться, будто у лошади после бешеной скачки.
Я смотрела на свои платья – старые, новые, зимние платья, платья с декольте, с глухим воротником, – и все они принимались водить хороводы, танцевать би-боп, рок-н-ролл. Сцепившись манжетами рукавов, они витали вокруг меня. Некоторые из них шаловливо приподнимали подолы, другие, более прямые и робкие, держались скованно. Платья улыбались, отпускали насмешки в адрес нового простофили, попавшегося в наши сети, предвкушая, как они его разыграют. Мне был хорошо знаком этот танец восставших платьев – фарандола, Карманьола. Проскальзывая внутрь каждого из них, я некогда исполняла все эти па, полуобороты, вращения, резкие движения, прыжки, антраша, сходящиеся и расходящиеся фигуры танцев; я исполняла их уж не помню с какой ноги; я приклеивала к спине все эти «следуйте за мной, господа»; я обертывала эти ленты вокруг шеи, щиколоток, цепи – вокруг талии; опускала на лоб эти обручи, да, я была хиппи, яппи, зизи-баба, бобо, гранж и йети; я верила в Будду, в мир и любовь, в славные семидесятые, в «SOS-расизм!», на мне были всамделишные и переводные татуировки, я прокалывала уши, ноздри и пупок, я истекала кровью у М. Рамиреса, короля пирсинга. Я была подкрашена, загримирована, раскрашена, позолочена до кончиков пальцев, едва не сгибаясь под тяжестью украшений, снабжена искусственным загаром, накладными ресницами, различными кремами, колорирована, эпилирована, как стриптизерша, Азеддин-Алайятизирована, Лагерфельдизирована, Унгаротизирована, стиснута, стянута, пластифицирована, анимализирована, подпоясана, плиссирована, разглажена, сложена, разряжена, как цирковая лошадь, и – свободна. Мне был знаком этот припев платьев в песенке:
Чем больше я замаскирована, завернута в материю, в старинные или новые, сверхизысканные ткани, облегчена, готова взлететь в асимметричной юбке из вуали или парашютного шелка, покрыта каббалистическими знаками, хамелеонизирована, шарлатанизирована, – тем лучше я себя чувствую.
Господин профессор, которого именуют Богом, поскольку он наделен сходством с Кевином Костнером, не боится звонить женщине, надеясь, что со мной можно переспать, как с львицей, лишенной клыков, как с предводительницей хиппи, но без Кларка, бобо – но без неизменной сумочки модели «Келли». Уж не считает ли он, что я способна в один прекрасный день надеть на себя пресловутое маленькое черное платье, как типичная профессорская жена? Неужто я влюблена в типа, который носит штаны-багги, в то время как я вот уже пару лет их терпеть не могу? Влюблена в кочегара, лабораторную крысу, в препода? Какой ужас! Никогда!
Любовь – это враг. Она питает мозг праздных дам, писателей и простофиль. Любовь сводит все к пустоте. Любовь – это стиральная машина «Bosch WFm 3030», долгосрочная программа с выдержкой при температуре 30–60 градусов, глажки не требуется. Засуньте платье за иллюминатор, и машина любви превратит его в половую тряпку. Риск слишком велик.
Реальность – машина, способная раздробить не только мечту, но и шмотки, аксессуары. Все шутки-прибаутки проявляются при звуках мужского голоса, предложившего мне свидание в кафе.
Платья, развешанные в моей голове, продолжали свой танец. Они пораженно разглядывали меня, с этими круглыми, V-образными вырезами, зубчатыми, углубленными, плоско вырезанными и круглыми воротничками.
Я согласилась увидеться на рю де Коммерс и оказалась в изрядном затруднении: стоило мне положить трубку, как платья, напуганные, разбежались по шкафам и вешалкам – с обвисшими рукавами, поникшими плечами, упавшими бретельками.
Сожалею, девушки, я над собой не властна. Скачок в сторону – первый шаг к реальности.
Через час общее собрание. Как умудриться проплыть между мистикой и крайней худобой, Востоком и Западом, мужским и женским, невинностью и обдуманностью, элегантностью и обольщением, чтобы добраться на рю де Коммерс и избежать опасности, таящейся в лихорадочном биении пульса.
Она — тридцатилетняя женщина, хотевшая прожить жизнь, похожую на прекрасную мелодраму. Она удовлетворяла его фантазии, он удовлетворял ее мечты. Их тела понимали друг друга, но души находились в вечном противостоянии. Она была просто женщиной, которая собирается открыть дверь мужчине, потому что не может ему сопротивляться. Он смотрел на нее, не говоря ни слова. Она захотела узнать, отчего этот человек молчит... Нетривиальный психологизм, истинная страсть и еще одна загадка по имени «влюбленная женщина» в романе под названием «Молчание мужчин».
Несмотря на то, что сыновья дразнят его за то, что он ни с кем не встречается, а его бывшая жена думает, что он все еще одержим ею, 53 летний директор школы на пенсии и скульптор Уильям Эверетт Ларсон рад, что он ждал, пока не нашел 47 летнюю школьную преподавательницу искусства Джессику Дэниелс. Он восхищается Джессикой за ее смелые произведения и то, как она распоряжается своей жизнью. Однако Уилл считает, что единственная поврежденная прошлым часть Джессики, это ее сердце. Джессика уверяет Уилла, что она не в состоянии долго любить, но Уилл отказывается поверить в то, что это правда.
Встреча, которая изменила всю ее жизнь, внесла в нее яркие краски, закружила в вихре страсти. Страсти такой силы, которая могла свести с ума и лишить рассудк.
Надевать маски, играть роли и иметь амплуа приходится не только актерам. И не только в театре. И не только на сцене… «Милый, давай в наших отношениях безалаберной девочкой все-таки буду я?». Она положила трубку. Вернее, нажала на кнопку. Одним словом, прервала связь. Пока что только телефонную, но у нее были большие планы на будущее… Заплаканное личико Зи стояло перед глазами у драматурга. По крайней мере, Зи на это надеялась. Она в совершенстве владела умением стоять перед глазами у тех, кто мог ее обидеть… Никто не станет спорить о том, что две пылинки на шкафу – это одно, а две пылинки во Вселенной – это другое? Увы, в наши довольно странные времена, те, кто держится нейтрально, вызывает больше подозрений, чем те, кто ведет себя каким-нибудь странным образом.
Продолжение "Больше, чем любовь..." Гарри задумчиво сидел в кресле, медленно перебирая струны гитары. Его мысли были очень далеко. Наверное, именно сегодня и именно сейчас он принял решение забыть ее. Ему надоело в течении года ждать. Надеяться, что она ответит на сообщение или звонок. В эту минуту он понял, что ее больше нет. Она ушла так же неожиданно, как и ворвалась в его жизнь. Подарив лишь две ночи, полные наслаждения. Он благодарен ей. Любовь. Боль. Секс. Ревность. А будет ли счастье? Продолжение истории Гарри и Элис.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.