Шмотки - [15]

– Дарлинг.

– Меня зовут...

– Стоп... я не желаю этого знать. Ты будешь незнакомец номер девять.

– Это еще что?

– Нежный номер.

– Я предпочитаю нежные слова.

– Ты что-то имеешь против цифры девять?

– Да нет. Но это странно... Здесь довольно шумно.

– Нормально, мы все-таки в ночном клубе!

– Тебе не жарко в... ну, ты, наверное, была в театре?

- Нет.

– На костюмированном балу?

– Нет. Вы, я имею в виду всех прочих взрослых, вам больше не удается почувствовать себя детьми. Жизнь в сущности театральная пьеса. У тебя седина в волосах вовсе не оттого, что ты должен носить галстук. Я представляю тебя в костюме искателя приключений Копакабана Бэй, сшитом в китайском квартале.

– Ты в своем уме?

– Безумны и бесполезны многие, а я уникальна.

– Ты одета, как Алиса в Стране чудес.

– Гальяно создает одежду, Дарлинг придает ей вкус.

– Вообще-то нужно определенное мужество, чтобы надеть на себя такое.

– Да уж побольше, чем для того, чтобы облачиться в костюм с галстуком. Впрочем, сама не понимаю, отчего я согласилась выпить с тобой, ненавижу директоров, само это слово жутко смешное. Надев темно-синий блейзер, клубный галстук от «Риччи» или «Hermes», ты поневоле становишься директором, узником, голубком, что воркует перед акционерами, типом, который боится не понравиться кому-нибудь; ну а я приняла твое приглашение выпить лишь потому, что мне, в моем обличье Алисы в Стране чудес, показалось забавным заарканить типа в цивильном костюме. Все равно что прогуливать на веревочке белого кролика – не находишь? Жаль, что в силу обстоятельств ты – приверженец порядка и безопасности, ты само благоразумие... Минут через десять я тебя начну пугать, и ты отчалишь.

– Нет...

– Я сказала «через десять минут».

– Выпьешь что-нибудь?

– Коктейль «Мари Бризар».

– Это что за музыка?

– Эминем... Твоя жена в отъезде? Ты вообще кто?

- Незнакомец номер девять... ты же сказала, довольно банальный тип, не сумасшедший но и небесполезный. Директор чего-то там. А ты кто?

- Алиса в Стране чудес.

(Некоторым служит их перо или язык, что почище огнемета, а у меня только мои шмотки.)

- Но постой! Сумасшедшая, что ты делаешь?!

- Прожигаю подол платья сигаретой; смотри, какие славные получаются дырочки, круглые, просто кружево. Сквозь них проходит воздух, платье становится более воздушным... Говорю тебе, все модели, даже Гальяно, купленные в лондонском магазине винтажа «Штейнберг и Толкин», пересмотрены мною, Дарлинг. Ты не хочешь выглядеть позабавнее? Хочешь, я сделаю воздушным и твой галстук, я обработаю его этим окурком?

– На помощь!

- Пожалуй, мне бы понравилось платье, на котором было бы написано: «На помощь!», как на надгробии писательницы Луизы де Вильморен. Проблема лишь в том, что мне, пожалуй, захотелось бы носить такое платье каждый день, ведь каждый день может представиться случай позвать на помощь, правда? Вообрази платье, скроенное из жатой ткани, из прозрачного газа, с кармашками повсюду, чтобы сунуть туда таблетки снотворного, с вышитым на груди слева портретом Зигмунда Фрейда. Это было бы супер...

– Ты просто зажглась...

– Как сигарета... Уходишь?

– Да.

– Ну вот видишь, я же дала тебе десять минут...

– Быстро ты управилась.

– Да, похоже на то...

Мне стало грустно. Я всегда грущу, когда мужчина, который так подходит к моему платью, покидает меня.

Завлечь незнакомца номер 9, тип «директор», несложно: следует одеться так, будто отправляешься в Ламорлэ к МТЛ: роскошный костюм, из той разновидности одежды, которая способна уничтожить все мои желания, иссушить фантазмы и либидо. Я не умею любить по стандарту, потому что в этом случае воображение и талант партнера расцветают без присущей мне нотки безумия.

Возможно ли подпасть под влияние ткани и самой влиять на ткань?

Пойду, переоденусь в сутану, и в меня вселится душа истинной монашки!

Я пью, я иду на хитрости, поры моей кожи открываются, впитывают, наслаждаются, питаются волокнами ткани, как внимательный читатель содержанием книги. Я анализирую, расшифровываю, перевожу, вкладывая эмоции, чувствительность, улавливаю послания Ива, Эманюэля, Жан -Поля, Джона. Я смешиваю их на свой лад и провожу через слои эпидермы, глубинные слои кожи, через мышцы. Мои вены и артерии переносят шмотки и побрякушки, а мой мозг окрашивает, печатает и заставляет цвести цветочки, розовый и белый горошек, красно-зеленую шотландку, серо-черные клеточки ткани в елочку. Этим вечером мое бархатное сердце разбито, а бело-розовая кожа из тканей, сотканных в Жуй, растерзана.

Я есть то, что на мне надето.

Платья, которого недостает

Недостает – потому что я представляю себе, что могла бы быть счастлива с неким человеком или с платьем, притом что и то и другое недостижимо.

Потому что существуют окончательные «нет», и есть цена, которую, несмотря ни на какие шерстяные чулки, ни на какие овсяно-морковные диеты, невозможно заплатить.

Итак, мне следует навсегда распрощаться с этой мечтой, мечтой о той, какой я могла бы быть в марокканском креповом платье цвета зеленого миндаля с наброшенной на плечи шалью с бахромой.

Следует навсегда распрощаться с той частицей себя, которой не суждено воплотиться, с моментом жизни, который так и не удастся пережить. Распрощаться с человеком, испугавшимся Алисы в Стране чудес. Распрощаться с дельфийским платьем лунного цвета с отблеском лагуны Фортюни, что было на Наташе Рамбовой, распрощаться с браслетами из слоновой кости, которые демонстрировала Нэнси Кунард, и меховой пелериной Ли Миллер, которую снимал Ман Рэй. Распрощаться с этим плащом из розового шелка, с вышитым золотым солнцем из астрологической коллекции Эльзы Скьяпарелли, с платьем сирены Чарльза Джеймса и с эскизом бессмертного платья мадам Грёз. Распрощаться с той, кем я не смогла стать, это еще более жестоко, чем расстаться с той, кем я была.