Шлюпка «Маргарита» - [9]

Мы ходили в море с Демериго, охотились и возили грузы из одного города животоглавцев в другой, что располагался за мысом на том же острове. В другом городе животоглавцев меня не слишком-то жаловали, там было более консервативное население, и, когда мы приезжали, отовсюду сбегались мальчишки, чтобы обозвать меня как-нибудь по-обидному и запустить комком грязи. После мальчишек приходили женщины и хихикали, а уж потом появлялись мужчины и говорили, кривя губами:

— Этот урод пусть отойдет. Если он будет тут расхаживать и вонять кальмарами, наш хлеб станет несъедобным.

— Пусть этот безобразный залезет в море и сядет там на корточки, чтобы мы не видели его. Если он будет стоять здесь во весь свой гадкий рост, у наших жен родятся испуганные дети.

— Пускай неправильное существо ляжет, и мы забросаем его землей. Если он будет торчать перед нашими глазами, такой отвратительный, мы все заболеем и умрем.

И я отходил подальше, не желая с ними спорить.

А Демериго говорил им с укоризной:

— Напрасно вы так к нему относитесь. Он добрый товарищ, и я его хозяин; к тому же и лицо у него перечеркнуто, а на то, что перечеркнуто, смотреть грех — этому учат еще в начальных классах школы, которую все вы, надеюсь, заканчивали.

— Так-то оно так, но всегда ведь тянет заглянуть — что там, под зачеркнутым, — отвечали ему, — и нечего твоему мерзкому вводить нас в подобный грех.

Мне было грустно и горько слушать все это, потому что я привык к животоглавцам и начал искренне их любить, но они считали меня неполноценным и отовсюду гнали.

И вот однажды, когда я прятался за кустами, пережидая, пока мой хозяин продаст всех кальмаров и вручит все посылки и письма адресатам, ко мне подошла одна девушка.

Она шла, поднявшись на кончики пальцев, чтобы казаться выше. Одежда на ней была полупрозрачная, так что сквозь тонкий шелк я хорошо различал ее лицо: нос с маленькой горбинкой, прямой узенький ротик, круглые темные глаза с желтыми ресницами.

Она кругом обошла меня и мой куст, а потом запросто уселась рядом и заговорила со мной:

— Какая у тебя смешная штука на плечах! Это такое уродство?

— Нет, — ответил я. — Я вполне нормален.

— А выглядишь уродом, — настаивала девушка.

— Там, откуда я прибыл, такие у всех, — сказал я.

— Должно быть, это очень странная земля, — задумчиво проговорила она. — Как же тебе живется у нас на острове, среди полноценных людей?

— Я полюбил вас, — ответил я.

Она пошевелила пальцами босых ног — они выглядывали из-под подола ее длинного платья. Я вдруг подумал: «А что бы она сказала, если бы я сейчас поцеловал эти пальчики? Не все, конечно, я еще не сошел с ума, чтобы целовать все, — это, в конце концов, жадность, а жадность неприлична… Нет, я ограничился бы большим на правой ножке, средним и мизинчиком на левой… И еще вторым на правой. Он у нее смешной, длиннее большого».

Девушка уточнила:

— Ты полюбил всех нас или только меня?

— Тебя я полюбил в особенности, — осмелился я.

Она протянула руку и потрогала мой живот, на котором добрый мой хозяин нарисовал лицо.

— Странно, что оно такое неподвижное, — заметила девушка.

Я стал по-разному надувать живот, чтобы нарисованное лицо корчило гримасы. Это очень насмешило девушку, она принялась хохотать и даже упала на песок, так ей было весело.

Я пощекотал ее пятку и спросил:

— Как тебя зовут?

— Маргарита, — ответила она.

Тут пришел Демериго, который закончил все дела в городе и вернулся к лодке.

— Вот ты где, Филипп, — обратился он ко мне. — А кто это с тобой?

— Это Маргарита, — ответил я.

Девушка села на песке и подтвердила:

— Да, я Маргарита.

Демериго долго рассматривал ее, а потом взял ее за руку и произнес:

— Я женюсь на тебе.

А мне Демериго сказал:

— Ты получишь другую Маргариту, Филипп, а эту, пожалуйста, отдай мне.

— Эй! — воскликнула девушка. Она по-особенному передернула плечами, как делают здешние женщины, когда желают понравиться мужчине. — Эй, вы, кажется, хотите меня поделить?

— Нет, — отозвался Демериго, — ничуть не бывало. Не хочу я делить тебя ни с кем. Я позабочусь о другой Маргарите для моего верного слуги с наростом на плечах, но уж ты будь, пожалуйста, моей.

Маргарита заявила:

— А мне больше нравится этот, с наростом. Он смешной!

Она ушла, а мы остались наедине с нашей неожиданной любовью. И Демериго сказал:

— Садись за весла, Филипп, пора нам возвращаться домой.

Когда мы выходили в море, на веслах всегда сидел я, и на то имелись две причины: во-первых, Демериго был моим хозяином и шлюпка тоже принадлежала ему, а во-вторых, когда животоглавцы гребут, они очень напрягают живот, и у них потом болит лицо, а это нехорошо.

Если бы встреча наша с Маргаритой произошла в мире лицеголовых, то правы оказались бы те, кто предположил бы, что после того случая мы с Демериго сделались заклятыми врагами и что хозяин мой начал меня всячески притеснять и превращать мою жизнь в череду болезненных и тяжких испытаний. Но у животоглавцев так не принято. Соперничество в любви лишь сближает мужчин, они выказывают друг другу преувеличенные знаки уважения и перестают смеяться. И то, как Демериго повел себя по отношению ко мне, лучше всего говорит о благородстве его характера. Он единственный на всем острове животоглавцев видел во мне не урода, а полноценное и разумное существо.