Шлейф - [45]

«Длинный состав товарных вагонов извивался по лесу. Двери вагонов были открыты.

В поезде ехали молодые красноармейцы.

Пополнение в Красную армию.

Их было очень много, и все они были очень молоды.

Поезд ехал. С песнями, со звоном гитар и балалаек, с раскатистыми переливами гармошек. Колеса стучали в такт ритму».

Так, по писаному, не ведая о том, что судьба сведет его с автором вышеприведенного текста Львом Канторовичем, ехал красноармеец Федор Петров на пожизненную службу.

Армия изменила и образ мысли, и слог его письма.

«1924 года 17 октября. Красноармеец. Ночь. Казарма. Корпусный аэродром. Один. Полушубок. ОДВФ. Партия отправилась. Закрываю дверь. Лезу в окно. Еду в Смоленск. Немножко скучно. Желтый сундук».

ОДВФ. Общество друзей воздушного флота. Тут все понятно.

С полушубком неясно. В служебной книжке красноармейца Ф.П. Петрова за 1924–1925 годы в разделе «Экипировка» значится: «Шинель 1; Сук. рубаха 1; Сук. шаровары 1; Шлем зимний 1; Кирзовые 1; Сук. портянки 1; Рубашки 3; Кальсоны 2; Ботинки 1; Обмотки 1; Тюф., навол. 1; Подуш. навол. нижн. 1; Подуш. навол. 1; Одеяло 1; Простыни 2».

Видимо, полушубок был его собственностью: в нем он ходил в увольнительную, а в шинели нес службу. Но самое тут таинственное — желтый сундук. Как во всю эту серость, в этот Grey scale, прорвался столь яркий объект?

* * *

Как-то раз ей заказали перевод титров документального фильма, снятого нацистами в Лодзинском гетто. Разгар лета, зеленые тополя, разноцветная одежда с нашитыми на нее желтыми звездами. Она никогда не думала о том времени как о цветном, хотя в рассказах и воспоминаниях выживших, которые она переводила для Яд Вашем, фигурировали и расцветки одежды, и картины природы.

Даже звезды, коим несть числа, падая с небес на представителей избранного народа, становились цветными. В фильме они выглядели ядовито-желтыми, что противоречит как истине, так и теории Гете о загрязнении цветов, в данном случае, желтого: «Незначительное и незаметное изменение превращает прекрасное впечатление огня и золота в гадливое, и цвет почета и благородства оборачивается в цветом позора, отвращения и неудовольствия. Так могли возникнуть желтые шляпы несостоятельных должников, желтые кольца на плащах евреев; и даже так называемый цвет рогоносцев является, в сущности, только грязным желтым цветом».

На самом деле это был фейк. Пленку раскрасили в 90-х годах в рамках какого-то катастрофического проекта. Но все же снимали и на цветную. Что подтвердил заказ на перевод титров к фильму о цыганах.

Ева Юстин, немецкий антрополог, в процессе проведения биологического исследования по евгенике и сохранению чистоты расы, сняла на цветную пленку курчавых замурзанных детишек. Семилетние цыгане, представители той народности, которую предстояло уничтожить, резвились перед камерой. После съемок они были отправлены в Освенцим, где пали жертвой экспериментов доктора Менгеле.

Куда ее отнесло от желтого сундука? Что за барахло в нем хранилось?

11 сентября (в памятный для истории день ХХI века, до которого Федор Петров не дожил, а если бы дожил, то вволю бы позлорадствовал над бессилием америкашек) он записывает своим новым скупым языком: «Перебираю барахло».

Выходит, он «перебирал барахло» с 17 октября 1924-го по 11 сентября 1925-го?

Да и находилось ли оно в желтом сундуке?

Стоит ли заостряться на мелочах?

Паровоз едет, колеса «стучат в такт ритму».

«Перевалил на второй год. Ленинский уголок. Секретарь военкомата, комсорг РЛКСМ своей роты, групповод, завленуголком, кандидат Л. сов. Везде и всюду на побегушках».

«Пустые фразы — это не значит, что у тебя пусто в голове», — размышлял Федор Петров, ныне военком 5-го Воздухоплавательного отряда, председатель местного отделения Культурсмычки, что удостоверено документом № 2009 от 2 сентября 1925 года.

Первым делом председателю Культурсмычки следовало преобразовать Ленинский уголок в Ленинский отдел: поднять мавзолей, сделать над ним балдахин из красной материи и написать поверх: «Ленин — знания, ленинизм — оружие, цель — мировая революция».

Топот ног на третьем этаже прервал работу ума, — у новобранцев кончилась поверка. Однако для начертания букв ум не нужен, нужны карандаш, линейка и терпение.

На третьем году службы Федор Петров, будучи уже в должности политрука 1-й Отдельной Краснознаменной эскадрильи истребителей в Ленинграде, возвращается к своему сердечному другу — дневнику.

«1926 год, 6 сентября. 8 часов. Да, давно я не писал. А это лето по существу самое дорогое в моей жизни. Оно первое у человека, получившего к этому времени 19-разрядную сетку, „чин“ политрука, в каковом, быть может, придется пребывать целый ряд томительных лет военной службы».

А раньше как военнослужащий рядового и младшего состава получал по 9-разрядной. Теперь, когда есть базис, впору заняться настройкой.

«Что же такое хотел бы я записать? Разве вспомнить некий период моей жизни, каковой примыкает к настоящему? Вчера, лежа в постели, я думал: надо будет собрать материалы и написать автобиографию, восстановить отдельные отрывки, отдельные мазки по разным материалам. Конечно, не для назидания потомства, а как опыт литературного труда. Писать много — займет время, да и толку мало: напишешь рассказ, но ведь гонорар-то никто за это не уплатит…»