Шкуро: Под знаком волка - [40]

— Конечно, Иван Павлович. Я для того и поехал к вам и к командующему.

— И ваша дивизия, или бригада, мы это обсудим, будет выполнять боевые задачи, стоящие перед Добровольческой армией. Наша главная задача — Екатеринодар. Возникли неожиданные затруднения. Начало нашего наступления было назначено на пятнадцатое, а накануне, пятнадцатого, наш авангард был атакован крупными силами Сорокина. Мы понесли под Кореновской огромные потери и даже местами отступили. Как будто Сорокина кто-то предупредил. Я особенно не удивляюсь — у красных разведка налажена хорошо. Это мы не можем заслать офицера к ним в тыл — быстро разоблачают и расстреливают. С юга наступают части красной Таманской армии. Ими командует Ковтюх[27]. Сорокин за успешные бои назначен большевистскими властями главнокомандующим вместо Калнина. Бои у Кореновской идут уже неделю. Конечно, мы разгромим красных и не сегодня-завтра пойдем на Екатеринодар, но потери офицеров-добровольцев, прославившихся в «Ледяном» походе» невосполнимы. Хороший у вас отряд, Андрей Григорьевич, и вы умелый боевой командир, но в этой обстановке взятие Ставрополя было ненужной операцией, не помогающей армии, а осложняющей наше положение. Вот смотрите…

Романовский аккуратно отложил газеты, и на столе под ними оказалась штабная карта с аккуратными значками» нанесенными синими и красными карандашами. Начальник штаба объяснил казачьему полковнику, что задача Добрармии — взятие Екатеринодара, который должен стать временным центром освобожденной России. В добавление к уже сказанному Романовский сообщил о кавалерийской дивизии генерала Эрдели, отступившей от станции Станичной, о дивизии генерала Боровского[28], завязшей у станции Кавказской.

— Вы же сами видите, — говорил Романовский, — Что надо собрать силы в кулак и нанести решающий удар в направлении Екатеринодара, а из-за вашей операции вам теперь придется выделять войска и технику на защиту Ставрополя. Боюсь, что Антон Иванович на это не пойдет.

У Шкуро даже голос дрогнул:

— Но, Иван Павлович, ведь в городе наши русские люди. Они верят в нас. Мы спасли их от большевиков, и если мы сейчас оставим город, они это не поймут. Они будут горько разочарованы в нас, защищающих их от большевистского произвола. Вернувшись в город, большевики начнут страшный террор. Люди разочаруются и в силе Добровольческой армии, если вы позволите красным взять город. Ведь Кавказская рядом, и генерал Воровский может выделить мне и людей и оружие. Если вы поговорите с ним, он, конечно, поможет моему отряду защищать город.

Романовский планшет с картой отодвинул — все внимание атаману, и на лице — явное сочувствие.

— Видит Бог, Андрей Григорьевич, я от всей души хочу помочь вам, — сказал он, как говорят самым близким друзьям, попавшим в беду. — Я восхищаюсь вами, как руководителем восставших кубанских казаков. Мы с вами братья по оружию — я, как и вы, за единую Рос-сию. Я знал, что истинный вождь кубанского казачества никогда не позволит кому-то оторвать Кубань от Русского государства, как мечтают некоторые члены вашей так называемой Рады. Вы, наверное, их знаете.

— Я был только у Филимонова, и он со мной об этом не говорил. Здесь главный смутьян не Филимонов.

— Меня приглашают вечером на заседание Рады.

— Вот и разберитесь, Андрей Григорьевич. А что касается помощи вашему отряду… Что же сделаешь? С кровью оторву, но прикажу Воровскому направить вам хороший батальон и несколько орудий. Другой бы меня не уговорил. Не отдадим Ставрополь красным.

На сегодня это было главное для Шкуро? Добровольческая армия его признала и окажет военную помощь.

Когда полковник вышел, Романовский немедленно крутанул ручку полевого телефона и попросил командующего. Сказал Деникину:

— Антон Иванович, Шкура идет от меня к вам. Кстати, он представляется не как Шкура, а как Шкуро. Главное, по-моему, то, что он не самостийник. Он за единую Россию. Таким образом, еще один Краснов нам не грозит, и сепаратисты в Кубанской Раде не найдут в нем союзника.

— Мы должны поддерживать офицеров, готовых сражаться за единую Россию, — после некоторой паузы многозначительно сказал Деникин — став командующим, он старался говорить немного, медленно и обдуманно. — Я считаю возможным включить его отряд в нашу армию. Он готов к этому?

— Конечно, он партизан-атаман и за ним нужен глаз, но в его интересах быть дисциплинированным офицером, сражающимся под вашим командованием. У меня имеются сведения, что этот Шкура-Шкуро мечтает о генеральских погонах.

— У нас впереди много тяжелых боев, где можно заслужить награду, какая это будет награда, будем решать в соответствующее время.

— Абсолютно с вами согласен, Антон Иванович, я поэтому прошу вас предупредить Филимонова, чтобы он уклонился от выполнения просьбы Шкуро и не выступал со своим представлением по этому вопросу. А некоторую помощь оружием и даже войсками надо оказать — ему же защищать Ставрополь.

— Который нам не нужен. За этот Ставрополь его надо бы наказать.

— Я уже сделал ему небольшой выговор, и мне кажется, что вы теперь могли бы его немного обласкать.

— Пожалуй.

— И еще, Антон Иванович, для установления духа боевого соперничества в отряде Шкуро было бы целесообразно сейчас же присвоить звание войскового старшины Солоцкому. Я говорил вам о нем. Он казак, но интеллигентный. Настоящий русский офицер. Конечно, действовать через Филимонова.