Школяр - [8]

Шрифт
Интервал

— Голдарн, трижды голдарн! — прорычал профессор новосветский аналог «тупого варвара», глядя на притихших учеников. На его лбу выступила испарина. — Непроходимые тупицы, где вас только понабрали! Я прошу еще р-раз…

— Профессор Роланд, — прозвучал в аудитории голос, — разрешите мне ответить?

Филь вывернул голову и увидел Мету, стоящую в ожидании разрешения. Все уставились на неё в изумлении: она ступала на тонкий лед. Если её ответ не устроит профессора, он может отлучить её от своих уроков, а это означало дорогу домой. С начала осени Патиосоц уже отправил туда двух учеников.

Разошедшиеся тучи в душе Филя снова закрыли собой небосклон: едва он подумал, что Мета может уехать, его сердце сжалось, как уши на морозе. В аудитории настала мертвая тишина.

— Слушаю! — пролаял Патиосоц.

— Создатели Первой империи, сердары, по их собственному заверению, не знают, откуда они родом, где их корни и родная земля, — проговорила Мета, заметно нервничая. — Отсутствие рода и племени подразумевает крайне шаткие моральные устои. Первая империя неизбежно должна была в какой-то момент зашататься, и её достаточно было подтолкнуть, чтобы она развалилась.

Профессор всплеснул руками:

— Браво! Браво еще раз, вы блестяще ответили, спасибо, дорогая! Вы вернули мне веру в человечество! Разрешаю вам со следующего занятия приступать к праву, можете больше не писать сочинения, ваши формулировки достаточно точны. Я сегодня подберу вам тему для изучения, напомните мне сразу после ужина!

Душа Филя наполнилась блаженством. Порозовев, Мета опустилась на скамью, довольная собой, ведь право было её главной дисциплиной.

Едва закончилась лекция, Филь с Яном влились в толпу, несущуюся на обед. Бежать им не хотелось, и они сбавили шаг.

— Наш профессор — просто алмаз невиданной огранки! — присоединясь к ним, выдохнула Анна. — Чем дольше здесь живу, тем больше убеждаюсь.

— Верно, он полоумный, — заявил Ян. — Мораль и право, кто бы подумал, что эти тривиальные вещи способны довести до такого. Теперь я их боюсь. Всерьез рассматриваю возможность выкрасть из библиотеки все книги по ним и сжечь их в лесу, пока в Алексе только один умалишенный.

— А я его боюсь, — сказала Мета. — Вот увидите, с таким подходом он угодит когда-нибудь в большую неприятность.

— Мы должны подыскать ему успокоительное, — предложил Филь.

Мета возразила:

— Замечательная идея, только я не могу давать блестящие ответы каждый раз, когда он выходит из себя.

— Нет, — засмеялся Филь, — я подумал про зелье! У Схизматика полно всяких, надо порыться, когда полезем за… той книгой. Да, Ян, скажи в двух словах, а о чем там?

Филь не мог произнести «пыточные записи», больно свеж был в его памяти день, когда он сам чуть не угодил под пытки на пару с Ирением.

— Потом, а то сейчас испорчу тебе аппетит, — сказал Ян, открывая дверь в трапезную, откуда тянуло густым духом свежеиспеченных пирогов.

После обеда они как обычно побежали, торопясь к началу занятий по естествознанию, до которых оставалось мало времени, разбрызгивая во все стороны подтаявший на солнце снежок. Профессор Лонерган был уже в лаборатории и копался в большом ящике, стоявшем на подоконнике, подкручивая в нем что-то.

Вторая по размеру после Первой Медицинской, лаборатория была набита разнообразными устройствами. Те, которые поменьше, были собраны в шкафах, покрупнее — на широком столе. Вокруг стола, вразнобой, стояли старые табуреты, такие же, что в остальных лабораториях. У окна, в свободном углу, приютилось кресло, в котором часто восседал профессор во время занятий.

— Хозек, — сказал он, завидев двух друзей, — я до сих пор не получил от вас работу по перспективе. Даю еще неделю, после чего ставлю «ноль».

Ян, в отличие от Филя, не любил ничего делать сразу, а копил задания до последнего и потом разделывался с ними одним махом, на что у него обычно уходила целая ночь.

— Профессор, но в библиотеке только три копии учения Анаксагора и их все разобрали, — сказал Ян.

Одна копия лежала в их комнате на тумбочке Филя, однако Ян предпочел об этом не упоминать.

— Тогда возьмите Роджера Бэкона… Допускаю, что язык сложный, зато охват шире. Он всё равно понадобится вам в ближайшее время.

Профессор Лонерган захлопнул крышку ящика и глянул на Филя. Широкий, резко очерченный рот его скривился.

— Твою я принял, — сказал профессор, — но мог бы лучше. Видно, что отписался, нет полета мысли.

Пользуясь собственными критериями, он одним ученикам говорил «вы», другим — «ты». Филь подумал, что скука смертная эта перспектива, какой там полет. Вот если бы собрать какую-нибудь машину вроде парового молота, что построили они с Ирением в прошлом году!

Тут в лабораторию вломились остальные члены группы, коих с Филем и Яном насчитывалось шестнадцать человек. Все быстро расселись по свободным местам.

— А почему я не вижу Нормана? — поинтересовался профессор.

Долговязый Том Рафтер, видом напоминавший Филю стропило, ответил:

— Он передал, что будет ходить только на обязательные занятия, ему интересней с ректором.

Профессор Лонерган сдвинул густые брови, затем многозначительно улыбнулся:

— Другими словами, ему интересней общество девиц, ибо сюда им ход запрещен. Что ж, продолжим без Нормана! Он юноша красивый, пусть оделит их мужским вниманием, оно для женской души как топливо. Глядишь, кто-нибудь из них выучит что-нибудь в попытке выделиться из общей массы, а нет — так потеря невелика!


Еще от автора Дмитрий Валерьевич Таланов
Арпонис

История о прошлом, отраженном в настоящем, об отце и сыне, не видевших друг друга, но совпавших в главном, о неистребимом любопытстве и поисках таинственного, открывших больше, чем мечталось, и о других приключениях с описанием удивительных событий в обычной школе и на границе миров, где небо целуется с землей, а также о вечности, о славе, о добре и зле, о любви и ненависти, о дружбе и недружбе.


Сотерис

История о прошлом, отраженном в настоящем, об отце и сыне, не видевших друг друга, но совпавших в главном, о неистребимом любопытстве и поисках таинственного, открывших больше, чем мечталось, и о других приключениях с описанием удивительных событий в обычной школе и на границе миров, где небо целуется с землей, а также о вечности, о славе, о добре и зле, о любви и ненависти, о дружбе и недружбе.


Локумтен

История о прошлом, отраженном в настоящем, об отце и сыне, не видевших друг друга, но совпавших в главном, о неистребимом любопытстве и поисках таинственного, открывших больше, чем мечталось, и о других приключениях с описанием удивительных событий в обычной школе и на границе миров, где небо целуется с землей, а также о вечности, о славе, о добре и зле, о любви и ненависти, о дружбе и недружбе.


Раксис

История о прошлом, отраженном в настоящем, об отце и сыне, не видевших друг друга, но совпавших в главном, о неистребимом любопытстве и поисках таинственного, открывших больше, чем мечталось, и о других приключениях с описанием удивительных событий в обычной школе и на границе миров, где небо целуется с землей, а также о вечности, о славе, о добре и зле, о любви и ненависти, о дружбе и недружбе.


Рекомендуем почитать

Предложение руки и перца

Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.


Холера

Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.


По стопам пустоты

Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.


Городские сказки

Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.


Страна слепых, или Увидеть свет

Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.