Школьные годы Тома Брауна - [5]

Я знаю из надёжных источников, которым склонен верить, что всякие там советы директоров железнодорожных компаний, эти чудовищные сборища мошенников и взяточников, которые грызутся между собой по любому поводу, лет десять тому назад поладили в одном — в том, что нужно купить с потрохами высокоучёную профессию Медицину. Для этой цели они выделили несколько миллионов, которые благоразумно распределяют среди докторов, ставя условием только одно — чтобы они прописывали смену обстановки каждому пациенту, который в состоянии заплатить цену железнодорожного билета или взять соответствующую сумму взаймы, а потом следили бы за выполнением своего предписания. А если бы не так, то как объяснить, что ни один из нас не в состоянии прожить дома хотя бы год? Двадцать лет назад было иначе. Ничего похожего. Брауны не выезжали за пределы графства даже раз в пять лет. Поездка в Ридинг или Абингдон на выездную или квартальную сессию суда, которую Сквайр совершал верхом дважды в год, с двумя седельными сумками, которые вмещали его гардероб; поездка в гости на пару дней к кому-нибудь из соседей, или на окружной бал, или на смотр территориальной конницы, — вот и все передвижения Браунов на протяжении многих лет. Иногда заезжал какой-нибудь случайный Браун из отдалённого графства или оксфордский дон,[28] старый знакомый Сквайра; причём домочадцы и деревенские жители смотрели на них так, как сейчас мы смотрели бы на человека, который перевалил через Скалистые горы или пересёк на лодке озеро Виктория в Африке. Не забудьте, что в Долине Белой Лошади не было ни одной большой дороги; ничего, кроме сельских приходских дорог, да и те в плохом состоянии. Там проходил маршрут всего одной почтовой кареты — из Уэнтеджа в Лондон, а западная часть долины вообще оставалась без регулярных средств сообщения, и, по правде говоря, не испытывала в них ни малейшей надобности. Правда, был ещё канал, который снабжал окрестности углем, и по нему в обе стороны постоянно двигались длинные баржи. Большие чёрные угольщики вели по вьючной тропе вдоль берега лошадей, которые тащили баржи, а женщины в платках ярких расцветок стояли на корме и рулили. Я говорю «стояли», но на самом деле было неизвестно, стоят они или сидят, потому что видны были только их головы и плечи, а всё остальное скрывалось в маленьких уютных кабинках, которые занимали футов восемь кормы и казались Тому Брауну самым заманчивым жильём на свете. Нянька говорила ему, что эти славные на вид женщины имели привычку заманивать детей к себе на баржи, а потом продавать их в Лондоне. Том этому не верил, и рассказы эти только укрепляли его решимость как можно скорее воспользоваться приглашением прокатиться, с которым эти сирены частенько обращались к «молодому хозяину». Но он не мог ещё противиться няньке.

Впрочем, для чего я осуждаю склонность к бродяжничеству своих соотечественников? Сегодня мы — нация бродяг. К добру или к худу, но это так. Я сам бродяга; за прошедший год я уезжал из дому не меньше пяти раз. Мы все куда-то движемся, сверху донизу, и сама Королева подаёт нам пример. Маленький чумазый Джек, который живёт в подворотне и чистит мне ботинки за пенни, и тот ежегодно отправляется странствовать на месяц-другой. Почему бы и нет? Я рад, что это так. Я люблю бродяг, только предпочитаю богатым бедных. Что же касается путешествий с горничными и рассыльными, империалами и экипажами, то они внушают мне отвращение, я просто терпеть их не могу. А таким путешественникам, как чумазый Джек, которые путешествуют, как поется в замечательной французской песенке,

Comme le limacon,

Portant tout son bagage,

Ses meubles, sa maison,[29]

на своей собственной спине, я желаю удачи, и весёлых приключений в дороге, и горячего ужина у камина в придорожных гостиницах, и в швейцарских шале, и в готтентотских краалях, и везде, куда бы они ни отправились. Теперь, придя к противоречию с самим собой в первой же главе (что даёт мне серьёзную надежду на то, что вы станете читать дальше и будете считать меня не таким уж плохим парнем, несмотря на все мои причуды), я ненадолго прервусь и постараюсь разрешить это противоречие, и, возможно, тогда нам удастся докопаться до истины.

Глава II Деревенский праздник

И Король своим повелением наложил запрет, чтобы не было отныне ни ярмарок, ни рынков на церковных дворах, во имя славы Церкви.

STATUTES:13 Edw. I. Stat.II.cap.VI

Том, как мы уже говорили, был крепкий боевой мальчишка, и уже в возрасте четырёх лет начал восставать против ига своей няньки. В этой должности состояла добродушная, слезливая, легкомысленная девушка, которую мать Тома — Мадам Браун, как её обычно называли — взяла из деревенской школы, чтобы выучить на няню. Мадам Браун была замечательной наставницей прислуги и щедро расточала себя на этом поприще; для неё это была настоящая профессия, на которую она тратила больше сил, чем многие другие на то, чтобы обеспечить себе хороший доход. Её служанки были известны на мили вокруг, за ними гонялись. Практически все девочки, которые достигали заметного положения в деревенской школе, попадали к Мадам Браун по одной — две за раз, в качестве горничных, прачек, нянек и кухонной прислуги. После года или двух муштры они начинали самостоятельную жизнь в каком-нибудь из окрестных семейств с хорошим гардеробом и такими же хорошими принципами. Одним из результатов этой системы было постоянное отчаяние собственных горничной и кухарки миссис Браун. Не успевали они обтесать очередную девчонку, как миссис Браун уже находила для неё хорошее место и отсылала прочь, а на её место приходило новое пополнение из школы. Ещё одним результатом было то, что дом постоянно был полон молодых девушек с чистыми сияющими лицами; они били тарелки и прожигали бельё, но зато создавали жизнерадостную домашнюю атмосферу, которая хорошо влияла на каждого, кто бы в неё ни попал. Миссис Браун любила молодёжь, да и вообще все человеческие существа, куда больше тарелок и белья. Она относилась к ним скорее как к старшим детям, чем как к прислуге, а они к ней — скорее как к матери или тёте, чем как к хозяйке.