Школа над морем - [29]

И почему приходит эта легкая печаль, когда стоит человек на скале в лиловатом свете сумерек и смотрит молча на далекий вечерний горизонт. Может, грустит тогда человек о безбрежных просторах, о недосягаемых мирах и кажется тогда, что даже чайки кричат по-вечернему спокойно и печально.

Но Галина не умела долго молчать. Она хватала отца за рукав, и они сходили с обрыва вниз, к самому морю, где у их ног ложились послушные волны. Галина смеялась, весело рассказывая отцу о своих школьных удачах и неудачах; но о матери они не говорили, ни отец, ни дочь, словно был между ними об этом какой-то молчаливый уговор.

Василий Васильевич прочел статью Нагорного о гипнотизме и только руками развел. Ну и Нагорный! Прочел где-нибудь, а может, и услышал о научных основах гипноза и сейчас же сделал из этого тайну черной магии. «Ну-ну, маг-чародей! Придется еще говорить с тобою – и в который раз»

В своем научном произведении Омелько доказывал, что гипноз это таинственная сила, давно открытая наукой. Этой силой обладают люди с черными волосами и такими же глазами. Такие люди, утверждал Омелько, могут на расстоянии десятков километров передавать молча свои мысли другим, и те покорно будут исполнять их волю.

Много еще подобных глупостей было в этой статье.

Конечно, лучше всего было бы сделать из нее бумажного змея, но Василий Васильевич уже вышел на того возраста, когда бегают с бумажным змеем, и потому статью Омелько он бережно спрятал в свой портфель.

Весь класс, заинтересованный журналом, с нетерпением ждал выхода его в свет. Возле дверей школы Сашко повесил объявление:

Материал принимали и из других классов, И таким образом само собой выходило, что «Рассвет» должен стать общешкольным журналом. Правда, у шестиклассников нашлось много «патриотов» своего класса. Они доказывали, что редколлегия делает ошибку и что ни в коем случае не надо помещать в журнале произведения учеников других классов.

Эти «патриоты» притихли только тогда, когда в спор вмешался Василий Васильевич и объяснил, что чем больше у журнала сотрудников, тем интереснее и популярнее будет он. А честь инициативы и издательства все равно остается за шестым классом. В портфеле редакции в числе других материалов были рассказы и стихи двух учеников седьмого класса. Вскоре один из них, высокий и насмешливый Чабанчук, известный в школе шахматист, пришел к Сашку с просьбой вернуть ему его произведения.

- Не хочу печататься в вашем журнале, ­ заявил Чабанчук.

- Почему?

- Очень просто: направление не подходит. Василий Васильевич говорил, что у вас комбинато-капаблано-траекторно-гиперболическое направление, а мой рассказ написан в шахо-мато-гамбитном духе. Тебе, Чайка, как редактору должно быть известно, что это два совершенно противоположных литературных направления и примирить их невозможно, разве, только применить сюда ньюто-туро-ферзевую систему. Понял?

Он говорил совершенно серьезно: близорукий, он носил очки, и вид у него был чрезвычайно важный. Поглядев на ошеломленного Сашка, он вежливо извинился:

- Ой, извини, пожалуйста! Я забыл, что в шестом классе этого еще не проходили. Эти направления изучают только в седьмом классе.

Он взял свои рукописи, поблагодарил Сaшкa со всей серьезностью, какая может быть свойственна только ученикам седьмого класса, пошел на урок.

Сначала Сашко был просто подавлен этими сложнейшими литературными направлениями, названия которых тяжело даже выговорить и которые проходят в седьмом классе. И только когда Чабанчук исчез, мальчик догадался, что семиклассник просто посмеялся над ним. Конечно, это был просто бессмысленный набор слов.

- Ну, подожди! - пообещал Сашко. - Я тебе этого не прощу. Посмеемся и над тобой; над задавакой !

Вскоре забрал свои стихи и другой семиклассник - сильный и неповоротливый парень, похожий на медведя. Он не болтал ни о каких направлениях, а коротко буркнул:

- Давай стихи!

Сашко ничего не понимал. Но скоро объяснилось и это. В одно прекрасное утро рядом с объявлением «Рассвета» появился большой плакат такого содержания:

Редакция «Рассвета» срочно созвала чрезвычайное собрание. Повестка дня была весьма краткой. В ней стоял только один вопрос: что делать, чтобы не подкачать и чтобы «Рассвет» был лучше, чем «Широкий путь».

Прения этого исторического, заседания к сожалению, не были записаны нигде, но они имели громадное значение, так как с этого времени издание журнала было поднято действительно на должную высоту.

Прежде всего решено было сделать «Рассвет» богато иллюстрированным журналом. Степа Музыченко, лучший художник в классе, взялся нарисовать обложку. Он работал над ней целых три дня, но обложка вышла и вправду замечательной.

Он изобразил двух учеников, идущих в школу. Вдали синее море. Над морем летают чайки, и где-то на горизонте белеет парус. Другой художник, Петя Чупрун, вместе с пионервожатым делали рисунки к тексту.

Следующим решением редколлегии было просить педагогов принять активное участие в журнале. Первой откликнулась на эту просьбу Евгения Самойловна. Она дала для журнала воспоминания о своем детстве. Это были очень хорошие и очень грустные воспоминания. Евгения Самойловна была дочкой шахтера и сильно бедствовала в детстве. В доме часто не бывало ни крошки хлеба. Но еще тяжелее пришлось маленькой девочке, когда отца за организацию забастовки забрала полиция. А учительницей Евгения Самойловна стала уже при советской власти.