Школа мужества - [3]

— Разойдись!!!

И вдруг крик:

— Казаки!!!

По большой улице мчался взвод казаков. Казаки ворвались на «вышку» со стороны завода, размахивая шашками.

Вперед выступил старый рабочий Лука Иванович Борчанинов. Казак замахнулся и с размаху ударил его. Толпа охнула. Озверевшие казаки продолжали размахивать шашками, нанося удары.

Крики, стоны, плач.

Когда упал старик Борчанинов, к нему бросился его сын Павел. Подбежали еще рабочие, некоторые сами раненные, но они стеной заслонили тело товарища. Впереди с оружием встал Митрофанов, к нему сразу же присоединилась молодежь. Здесь же стояли Арсений, Клава, Иван. И перед этой окровавленной стеной остановились казаки, отступили.

— Сегодня в семь вечера там же, — чуть слышный шепот Кирсановой. Каждый из них знал, кого и как нужно известить.

Встреча была короткой. Собравшиеся почтили память Луки Ивановича и единодушно решили принять участие в похоронах.

Иван заметил нового товарища. Знакомясь, тот назвался:

— Товарищ Валерий. — И только через несколько лет узнает Иван его настоящее имя — Леонид Исакович Вайнер.

Через два дня состоялись похороны Луки Ивановича Борчанинова. Женщины бережно положили на гроб черную ленту, на которой было написано: «Жертва царского произвола».

Полицейский надзиратель Кочев приказал:

— Убрать! — но рабочие не допустили полицейских к гробу товарища. Похороны превратились в огромную демонстрацию. На могиле пели «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»

Начались занятия на курсах, но события на Мотовилихе долго еще оставались в памяти Ивана. С первых дней учебы он сблизился с Володей Урасовым и другими ребятами, состоящими в нелегальной организации училища.

На одну из очередных нелегальных встреч Иван Малышев отправился вместе с гимназисткой Марусей Калугиной — тоже членом организации.

— Говорить можно только шепотом, — предупредил товарищ Валерий. Как старший товарищ, он счел своим долгом познакомить их с обстановкой; прежде чем перейти непосредственно к заданию.

— 17 октября, — начал он, — царь Николай II подписал манифест, в котором обещал народу «гражданскую свободу».

— Скажите, пожалуйста, что такое «гражданская свобода»? — перебила Маруся.

— Это — свобода слова, собраний, союзов, неприкосновенность личности…

— Значит, арестов больше не будет?

— Да в том-то и дело, ребята, что этот манифест — обман для народа. Наша партия и передовые рабочие не верят этим обещаниям царя, а чтобы это понимали все, партийный комитет обратился к трудящимся нашего города — продолжать борьбу за свои права. И это обращение завтра утром должны увидеть все.

— Я понял, товарищ Валерий! Согласен ночью расклеить листовки, — твердо сказал Иван.

— Я в этом не сомневался. Но это задание нужно выполнить так, чтобы никто не увидел тех, кто это сделал. Вы встали на очень опасный путь революционера-подпольщика, который должен быть готов, если это потребуется, стать актером. Да-да, самым настоящим актером. К примеру, сыграть роль полицейского, торгаша, или вот как я — часовых дел мастера.

Рисунки С. Сухова

Они ловили каждое слово Валерия, еще не понимая, зачем он говорит об этом сейчас, когда дорога каждая минута. А он продолжал:

— Итак, запомните: для прохожих, а я надеюсь, что их будет не так уж много, вы — влюблены, и потому бродите по городу, не замечая ни времени, ни холода. Расклеивать листовки — только в том случае, если улица безлюдна. И последнее: листовки обязательно должны быть у кафедрального собора, где завтра должен состояться митинг, на Покровском проспекте, у пристани. Вопросы есть?

— А на Мотовилихе?

— Это задание для других. Если все ясно, остается пожелать вам счастливого пути. И, как говорят, — ни пуха ни пера!

Город спал. Тусклые фонари едва освещали центральные улицы. Никого не встретив, Иван и Маруся дошли до Покровского проспекта и свободно наклеили первую листовку.

— Совсем просто, — улыбнулась Маруся, но радость ее была преждевременной. Приблизившись к следующему перекрестку, они издали различили отдельных прохожих.

— Последи, — сказал Иван, доставая листовку. В тот момент, когда она была уже наклеена, Маруся прошептала:

— Идут!

Отступать было некуда. Иван, заслонив собой листовку, неумело обнял Марусю.

— Ты самая хорошая девушка, — громко сказал он первые пришедшие на ум слова.

Мимо проходили двое солидных мужчин. Один из них, с массивной тростью, проворчал:

— Куда смотрит гимназия?

— А, действительно, сударыня, куда смотрит ваша гимназия? — весело спросил спутницу Иван, когда опасность миновала.

— Туда же, сударь, куда и ваши курсы.

Обоим стало смешно, страхе — как не бывало. Улица за улицей шли они, выполняя задание партийного комитета. Белели листовки на перекрестках Покровской улицы, у кафедрального собора. Оставалась последняя — для пристани.

— Городовой! — заметил издали Иван.

— Постараюсь отвлечь его, — сказала Маруся и смело пошла к пристани, наскоро придумывая историю заблудившейся провинциалки. Даже прослезилась, демонстрируя городовому свою растерянность, чем окончательно разжалобила его и увела за собой.

Листовки звали:

«Товарищи!

Геройская борьба рабочего класса вырвала у царя манифест, которым он дарует свободу слова, печати, собраний. Но чтобы свобода, купленная ценой жизней многих, не оставалась на бумаге, необходима упорная борьба для проведения ее в жизнь…