Рисунок М. Тарабукиной
Все началось в тот день. Или кончилось? Скорее, кончилось.
Дождь был мелким, но упорным. Ветер — теплым, но резким.
Виктор чиркнул спичкой о коробок и поднес ее к сигарете, даже не подумав хотя бы заслонить рукой слабый огонек. И всё-таки спичка по-' тухла только после того, как кончик сигареты раскраснелся на ветру, осветив твердое скуластое лицо с крупным носом и ртом. Потом он положил спичку на ноготь большого пальца, щелкнул по ней ногтем указательного — спичка точно влетела в отверстие урны.
Я привычно проследила ее полет.
Мы шли рядом, неверное, уже в сотый раз, но я так и не могла привыкнуть к его уверенной власти над вещами. Или к тому, как ему подчинялись вещи. Вот и сейчас фонарь, к которому мы подошли, осветил берет с лихо торчащим хвостиком посередине, плащ, остававшийся глаженым и даже почти сухим, несмотря на дождь, брюки и ботинки, на которых не было следов мокрой глины, по которой мы шли, глины, почти целиком покрывшей мои и туфли и наверняка разукрасившей чулки размытыми пятнами.
— Ты не должна ехать, — сказал он. — Не имеешь права.
— Но мне же нужно.
— Тебе нужно быть здесь, со мной.
— Это всего две недели, милый.
— Мне будет трудно. Вернее, не будет. Потому что ты не уедешь.
Как мне нравилась в нем эта категоричность! Когда-то. Человек, который всегда знает, чего он хочет! Редкость.
Борис так не мог. Когда Виктор в ресторане разбил нашу пару во время старомодного танца, Борис до того растерялся, что так и застыл посередине зала — огромный, сильный, беспомощный. Я тогда попыталась вырваться, но руки Виктора были такими же твердыми, как его лицо. Мне стало смешно. Борис, кроме всего прочего, был мастером по классической борьбе, и этот незнакомый худой парень не выстоял бы, кажется, против него и минуты. Но быть причиной драки мне совсем не улыбалось! И я стала лихорадочно прикидывать, как успокоить Бориса. Такие, как он, еще в детстве привыкают к общему уважению, и тем легче они теряются, встречаясь с дерзостью, и тем сильнее они вспыхивают в ответ на несправедливость.
Я нагнула голову и, глядя на длинные коричневые паркетинки пола, сказала своему незваному партнеру, что устала. Надеялась, он отпустит меня, и я успею перехватить надвигающегося Бориса, которому предстояло обойти несколько уже разделившихся пар.
Партнер остановился, но мои талию и руку не отпустил.
— Видите у стены кресло? Я занял его — для вас.
Огромная лапа Бориса, которая умела быть такой ласковой, резко ухватила наглеца за плечо, оторвала от меня, развернула.
— Борис, не на… — крикнула я и не успела договорить. Виктор (тогда я, правда, еще не знала, как его зовут) чуть приподнял правую ногу и резко топнул. И Борис вдруг рухнул, потерянно взмахнув могучими руками.
Виктор нагнулся к нему и рывком поднял на ноги.
— Не надо со мной ссориться, — сказал он миролюбиво, — а то под тобой пол провалится.
И верно, у моих туфель валялась дощечка паркета, выбитая каблуком Виктора из-под ноги Бориса.
Борис растерялся второй раз. А его обидчик взял нас обоих под руки, вывел из ресторанного зала на лестничную площадку, вынул из кармана брюк (с такими стрелками, какие я видела только на манекенах) коробку сигарет. Щелкнул по ней пальцем — и точно три сигареты выскочили из пачки ровно на половину своей длины.
— Меня зовут Виктор.
— Я не курю, — сказала я.
Он щелкнул пачку сбоку, и из трех сигарет одна вернулась на прежнее место. Две другие не шелохнулись.
Борис неслушающимися пальцами взял сигарету.
— Я же тебя мизинцем… могу…
— Конечно, — согласился Виктор. — Но вот ты сейчас левой рукой за перила держишься. А вдруг они обвалятся?
Борис отдернул руку.
— Пол здесь, конечно, бетонный, а не паркетный, — продолжал Виктор, — но ведь и бетон крошится.
— Тьфу, черт, — Борису оставалось только рассмеяться. — Ты что, волшебник?
— Да нет. Я всего лишь специалист по надежности. А главный постулат нашей науки гласит, что все, могущее сломаться и подвести, сломается и подведет. Как тебя подвел паркет, парень.
— При твоей помощи.
— Так всегда же найдется, кто поможет! — охотно согласился этот нахал. — Что мне было делать? Ты бы меня в-два счета побил, а это — ресторан. Тебя в милицию, девушке неприятности.
…Нет, о драке теперь, слава богу, не могло быть и речи…
— И тебя тоже вещи подводят?
— Только не меня, дорогой товарищ. Меня они слушаются.
— И люди тоже? — это спросила уже я.
— Когда как. Но, знаете, один мой товарищ по детскому саду говорил, что бывают вещи, как люди, а бывают вещи сильнее людей.
— Спасибо за заботу, — Борис решил стать ироничным, тем более, что его физическое превосходство было так безоговорочно признано. — Но теперь нам пора, Леночка. Кофе уже принесли, наверное. Чего доброго, остынет. Прошу нас извинить, Виктор.
— Пожалуйста. Но вы разрешите, Лена, потом проводить вас домой? Разумеется, я ничуть не возражаю и против такого попутчика, как Борис.
Борис рассмеялся. Он был, в общем, добродушен и оценил ситуацию как смешную.
Он ошибся.
Через месяц он все-таки попытался поговорить с Виктором по-мужски — до двенадцати дожидался у моего подъезда нашего возвращения после театра и неспешной прогулки.