Школа - [9]

– А как ты думаешь? – говорит Куля и смотрит на Зеню. Оба лахают – они уже хорошо датые. – Не малый пацан, можешь и догадаться.

– Вы что, ее ебать собрались?

– А что с ней еще делать? Попробуем – может, в рот возьмет.

– Не, пацаны. Это как-то… Ну, не знаю, бля…

– А что тут такого? Баба как баба. Да, Зеня?

Наташа смотрит на нас, крутит головой.

Куля тянет ее к дивану:

– Да кинь ты свое говно, у тебя там что, золото, бля? – Он забирает Наташину сумку. – Зеня, погляди.

Зеня берет сумку, заглядывает внутрь, вытаскивает сухие ветки, траву и два пустых пакета от молока.

– Я хуею.

– А что ты думал? А вы еще ее ебать собрались. Пустите ее, пусть идет домой. Вам что, нормальных баб мало? – Йоган кривит рожу.

– Нормальных уже всех переебли. Щас можно и таких. Да, Наташа?

Наташа дебильно лыбится, ворочает головой. Зеня спускает штаны и трусы, берет Наташу за шею и наклоняет к себе.

– Наташа, пососи мне.

Наташа отворачивается. Изо рта у нее текут слюни.

– Кому сказал – пососи, а то щас уебу. Больно-больно. – Зеня несильно бьет ее по спине. – Вот так, только сильно.

– Кинь дурное, Зеня, – говорит Йоган. -Думаешь, она знает, как сосут? Она, может, вообще раньше хуя не видела.

Куля подходит к Зене.

– Йоган правильно говорит – ты ее бей не бей – она дурная, ничего не будет. Давай ее просто выебем.

– А тебе не противно будет?

– Нет, не противно. У меня гондоны есть. – Куля достает из кармана пачку гондонов по четыре копейки – такие продаются в нашей аптеке.

Зеня вытаскивает свой «Космос», закуривает. Куля берет Наташу и швыряет на диван спиной вверх, задирает платье и стягивает вниз розовые трусы. У нее белая прыщавая жопа. Наташа мычит.

– Тихо, ты, не ной.

Куля расстегивает штаны, вынимает стояк, одевает гондон, раздвигает Наташе ноги и засаживает. Она орет.

– Тихо, ты, не кричи.

Куля ебет ее долго, минут, может, десять. Наташа начинает задыхаться, выть – совсем, как бабы в порнофильмах.

– Вот это да! – хохочет Зеня. – А хули ты все не можешь спустить? Водяры много выпил, да?

Наташа пищит на всю «контору», потом затыкается. Куля прыгает на ней еще минуты две, потом слезает.

– Ну что, спустил?

– А как ты думал. На гондон.

– Пацаны говорили – Индиру ебали в жопу, и на хую говно осталось.

– А что ты думал – в жопе всегда говно.

– Йоган, пошли отсюда, – говорю я.

Мы с ним поднимаемся.

– Вы что, не будете? – спрашивает Куля.

– Не-а.

Мы выходим.

– Пацаны вообще охуели, – говорит Йоган на улице. – Столько баб на Рабочем, а они до Наташи доколупались.

– Они просто пьяные, ни хера не соображают, что делают.

***

После обеда идем с Медведем на склад – получать материалы. Склад далеко – за всеми цехами, около ограды.

Нас обгоняет мужик в очках на электрокаре.

– Привет, Медведь! – орет он и притормаживает.

– Привет, Колян. Слушай, а довези нас до склада – как на такси, а?

– Не могу – не положено по технике безопасности. Так бы еще ладно, а сегодня главный ходит по заводу, так что ничего не будет.

– Ладно, катись дальше.

Впереди нас идут кладовщицы – молодые бабы, лет по двадцать. Видно, прутся с обеда. У одной – толстая круглая жопа, я засматриваюсь, Медведь замечает.

– Не туда смотришь, студент. Тут тебе ничего не светит – к ней уже ползавода подкалывалось, а она никому не дала: говорит, пацан в армии, она его ждет. Вот как бывает, сечешь? А на тебя она и смотреть не будет. Ты еще молодо выглядишь – но это я так, не в обиду, понял?

– Понял, не дурак.

Медведь вытаскивает пачку «Астры», сам берет сигарету и дает мне. Он подкуривает спичкой, я – от его сигареты.

– А знаешь, студент -. я тебе даже завидую. Все бабы – твои, выбирай любую. Одна прокинула – сразу можешь с другой, правильно?

– Ты тоже можешь.

– Не, ты не понял. Я не про это. Ты думаешь, что жонка, дети там? Это все ерунда. Думаешь, я не гулял?

– Не знаю.

– Все гуляли. Я такого мужика не знаю, чтоб на блядки не сходил. Но все это хорошо, пока молодой, а потом уже особо и не тянет. Вот водочки – это я понимаю.

***

Курю на крыльце двадцать третьей школы. Я здесь на военных сборах – с пацанами с других школ. Не дали даже закончить практику, но оно и хорошо: на заводе мне уже остопиздело. А здесь – классно: один, без родоков, никто на мозги не капает.

Днем – маршируем, разбираем и собираем «ка-лаши», записываем в тетрадку тактику и устройство «калаша». Вечером смотрим футбол – чемпионат Европы. Спим в классе на первом этаже – там парты убрали и приволокли железные кровати.

Жалко только, что баб нет. Сделали б и для баб сборы – с ними ж медсестра занимается, пока мы с военруком на НВП, учит бинтовать и всякое такое.

Я здесь один со всего класса. Антонов и Сухие крутанулись: взяли справки, типа, больные, нельзя им на сборы. Маменькины сынки. Из «а» класса тоже только трое пацанов, поэтому мы в одном взводе с двадцать третьей школой. Эти – деловые, раз на своем районе. Но все равно лохи – никто за район не лазит. Есть там один такой – Жура. Больше всех орет, выделывается, а кроме того – отличник. На меня залупнулся в первый день. Я ему дал в грудняк – он заткнулся, а остальные не полезли. На меня теперь никто не залупляется.

Утром пацаны с двадцать третьей школы толпятся около кровати Рахита. Его самого нету – видно, пошел в туалет. Они орут, л ахают, толкаются. Я встаю и подхожу посмотреть, что там такое. Несколько человек сцут на Рахитову кровать, остальные смотрят или отталкивают их, чтоб влезть самим. Хуй у Журы – совсем маленький, как у первоклассника: белый и без волос. И он еще будет говорить, что отодрал кучу баб?