Школа - [17]

Идем дворами. На скамейках чешут языками сморщенные старики и старухи. В песочницах возятся малые, молотят друг друга пластмассовыми совками и ведерками. Мужики дрочатся около гаражей со своими машинами.

В лесопарке наоборот пусто. Мы садимся на скамейку. Я спрашиваю:

– Пиво будешь?

Она мотает головой.

– Что, вообще не пьешь пиво?

– Не люблю. Я однажды много выпила на свадьбе у брата, и мне утром было плохо. Тогда мама купила мне бутылку пива, я выпила, а оно – еще хуже. Вот после того я как-то пиво не очень…

– А брат с вами живет?

– Нет, у тещи.

– А сколько ему?

– Двадцать пять. А у тебя есть кто-нибудь, брат или сестра?

– Нету.

Я открываю бутылку зажигалкой, пробка летит в траву. Отпиваю, потом срываю с бутылки бумажку и складываю так, чтобы из «Жигулевского» получилось «хуевское», показываю Ленке. Она смеется. Я говорю:

– Мы так баловались, когда малые были. Пива тогда еще не пили, само собой. Только бутылки собирали, чтобы сдать и купить лимонада.

Делаю еще глоток. Пиво – ничего, только что теплое. Я говорю:

– Вообще, в Могилеве вкусное пиво.

Ленка пожимает плечами.

– Я не разбираюсь.

– Не, по натуре, мне пацан один говорил. У него батька – водила, везде ездит, по всему Союзу, и отовсюду привозит пиво, а пацан у него берет по бутылке и пробует. Правда, я его давно не видел – он переехал: квартиру получили.

– Нет, я лучше лимонада, чем пива. Крем-сода. И еще есть такой лимонад – «Байкал». Брат в Москве покупал, когда на север на шабашку ездил.

Допиваю пиво, открываю вторую.

– А у тебя что – всегда кто-то дома, как сегодня?

– Не всегда, но часто. Мама работает на «Химволокно», диспетчером. У нее график – сутки через трое.

По дорожке идет старуха с псиной на поводке.

– Ты собак любишь? – спрашивает Ленка.

– Так, не знаю.

– А котов?

– Ну, так.

– А все-таки, кого больше – собак или котов?

– Ну, котов, наверно, больше. А ты?

– Я и тех, и тех.

Я допиваю пиво.

– Ну что, пойдем?

– Пойдем. Давай погуляем по лесопарку.

Мы сворачиваем с асфальта и идем по узким стежкам, попадаем в глубь леса и упираемся в ручей.

– Придется идти назад, – говорит Ленка. – Здесь мы не пройдем.

– Могу перенести, если хочешь.

– Ты что – серьезно? Уронишь, я – тяжелая.

– Ну сколько ты весишь?

– Не скажу.

– Ну и не надо.

Я снимаю кроссовки, потом – носки, сую носки в кроссовки и даю Ленке подержать. Закатываю штаны и беру ее на руки. Она и правда тяжелая, но я прикидываюсь, типа, все нормально. Вода холодная, но это ерунда. Я перехожу ручей и ставлю Ленку на землю. Она улыбается.

После этого гуляем еще по Мир-2, потом переходим по горбатому мосту к площади Победы.

Уже темнеет. Ленка говорит:

– Пошли сядем. Там есть одна скамейка ничего – если только никто не занял.

Скамейка и правда ничего: в глубине, за деревьями – с проспекта вообще не видно, кто на ней сидит и что делает. Я спрашиваю:

– Откуда ты эту скамейку знаешь?

Ленка не отвечает, только улыбается.

Мы садимся. Под ногами валяются бычки, горелые спички и бумажка от печенья «К чаю».

Ленка трогает мой бицепс – он у меня так, ничего особенного, надо будет подкачаться в «конторе». Она спрашивает:

– Ты когда-нибудь спортом занимался?

– Так, мало. Записался в седьмом классе в бокс – на «Спартаке», на Пионерах, – но походил недолго… Выгнали меня, короче.

– За что? Плохо получалось?

– Не, получалось нормально. Выгнали за поведение. Пацаны сделали подлянку тренеру – принесли хлопушку, разобрали, и ту фигню, которая внутри, подложили под стул. Он сел – она стрельнула. А я ближе всех стоял.

– И что, он сразу на тебя подумал?

– Не, не только на меня. Он и других раскалывал, но никто не признался. Вот он меня и выгнал.

– А ты знал, кто подложил?

– Ясный пень, знал.

– И тот пацан не признался, что это он?

– Нет, конечно. Он что, дурной? Его не засекли – и хорошо.

– А я на плавание в Дом спорта два года ходила – пятый и шестой класс. Потом бросила – на соревнования надо было ездить по республике, все такое, – а мне лень было.

Я задираю голову, смотрю на черные ветки и небо. Обнимаю Ленку за плечи – она не сопротивляется, поворачивается ко мне и смотрит, ничего не говорит. Я опускаю руку ниже, провожу по грудям. Они маленькие и мягкие. Двигаюсь дальше, вниз, сую руку под кофту. Нащупываю одну грудь в лифчике, засаживаю туда пальцы. У меня давно уже стояк, все трусы мокрые. Я сжимаю грудь, вожу по ней рукой. А всего метров пятьдесят от нас – проспект, и там ходят всякие уроды, а другие уроды едут на машинах и троллейбусах, и никто не знает, что мы тут делаем.

Опять задираю голову – между ветками блестят звезды. Я придвигаюсь к Ленке, чтобы поцеловаться. Я еще ни разу не целовался и не знаю, как надо. Втыкаю свои губы в ее и лижу их, присасываюсь. Она тоже сосет мои губы, засаживает язык ко мне в рот, водит им во все стороны. Я присасываюсь сильней, потом отодвигаюсь.

Ленка смотрит на меня и улыбается. Моя рука еще у нее в лифчике. Я наклоняюсь, присасываюсь к ее шее и сосу со всей силы, чтоб сделать засос – это я умею с шестого класса, только делали тогда пацанам, а не бабам. Она отодвигается, на шее – красное пятно.

Я убираю руку с грудей, сую под юбку и двигаюсь по ноге вверх, до трусов. Вожу рукой по ляжке, потом сую ее в трусы сзади и трогаю жопу, двигаюсь вниз, нащупываю волосы. Она хватает своей рукой мою, останавливает.