Школа корабелов - [15]
— Нет, господин учитель, в покое мы вас не оставим, потому что вы нам нужны, очень нужны.
— Кому я нужен?
— Нам всем! Всем, — дружно отозвался класс.
Редкозубов откинулся на спинку стула. На его лице отразилось выражение удивления и недоверия.
— Для чего я вам, господа, понадобился?
— Известно для чего! Учиться хотим! — зашумели воспитанники.
— Учиться хотите? Разве вы не из-под палки уроки учите?
В классе поднялся шум. Взмахом руки Саша потребовал тишины.
— Хлопцы, дайте спокойно поговорить с господином учителем. Господин учитель, вы рассказали нам об угнетенных и обездоленных. Мы еще хорошо не разобрались, что к чему, будто в тумане смутном, но сквозь туман тот ваши слова, как солнышко, проглядывают. Нас ведь не силком в школу тащили, как тащат дворянских недорослей. Мы сами сюда пришли, да вот беда: топчемся в науках на одном месте, учить нас некому.
Андрей Андреевич не отрываясь смотрел на Попова. У воспитанника были такие горящие глаза, так умно и убедительно он говорил, что каждое его слово западало в душу. Десятки лет преподавал Редкозубов в разных учебных эаведениях Екатерининского и Павловского времени и никогда не встречал таких учеников.
«Как же я проглядел Попова, Осьминина, всех этих замечательных мальчиков?» — подумал он, позабыв о том, что его мучает жажда, а в голове еще минуту назад стоял шум, словно у самых ушей немилосердно стучали в барабан. Вчера он горько раскаивался в своих неосторожных словах на уроке, почти не сомневаясь в том, что ученики донесут на него, и ждал крупных неприятностей. И ему стало стыдно за это подозрение, стыдно за то, что по его вине ученики ничему не научились за год. Ему казалось, что он один виноват в этом. Но в его душе росло и крепло чувство облегчения, схожее с тем, которое бывает у человека, проснувшегося после тяжелого кошмара. Вспомнилась крупная ссора с дочерью, впервые громогласно заявившей протест против созданной им невыносимой жизни.
Редкозубов шагнул к Саше и дрожащей рукой провел по его курчавой голове.
— Садись на место, Попов, — ласково сказал он. — Я хочу вам сказать, мальчики… Нет, ничего не надо говорить. Не будем терять времени, начнем урок.
Два часа занятий пролетели столь быстро, что Андрей Андреевич удивился, услышав звонок. В первый раз за весь год он покидал класс с сожалением. Он прошел в канцелярию, где раздевались учителя. Писарь и матрос Мефодий играли в шашки. Редкозубов спросил у писаря, чем будет заниматься после обеда верхний класс.
— Кто его знает? — последовал ответ. — Скорее всего ничем. Три часа под черчение отведено, однако ни бумаги, ни прочих принадлежностей к черчению покамест не закуплено. Опять же господин Путихов по своим делам выбыли-с и ждать не приказывали.
— Так передайте в верхний класс, что я с ними после обеда заниматься буду.
— А чего им об этом передавать? — писарь удивленно посмотрел на Редкозубова. — Их дело маленькое. Не было еще такого, чтобы уведомлять их…
— Не было, так будет, — сердито оборвал писаря Редкозубов. — Сказано передать, — выполняй без разговоров.
Из училища Андрей Андреевич направился не домой, а в парикмахерскую. Вертлявый французик изрядно потрудился над его косматой головой и заросшими до глаз щеками. Зато, когда Редкозубов вышел на улицу, его трудно было узнать. Наташа, увидев отца, бросилась ему на шею и прижалась лицом к гладко выбритой щеке.
— Пусти, дочка, задушишь. Ну, право же, пусти, — смущенно бормотал Андрей Андреевич, стараясь освободиться из ее объятий. — Накрой-ка лучше на стол и накорми отца. Мне опять на урок идти надо.
За обедом Андрей Андреевич рассказал дочери о событиях в верхнем классе, о своих мыслях и переживаниях.
— Ах, какой народ — эти мальчики с петербургской окраины — говорил он. — Любознательные, умные, добрые, чуткие. Есть, например, там среди них Александр Попов…
— Попов! — воскликнула Наташа и густо покраснела.
— Да, Попов. Он у них авдитор, вроде старшего в классе. Ты его знаешь?
— Да. Я познакомилась с ним недавно.
— Чудесный парень, талантливый, не по годам умный. Знаешь. Наташенька, он мне чем-то Ломоносова напоминает.
— Нет, папочка, он совсем не похож на Ломоносова.
— Да, конечно. Но я говорю не о внешнем сходстве, а о таком же благородном стремлении к знаниям.
— Мне кажется, папа, что ты его чересчур хвалишь. Обыкновенный охтенский мальчишка, невоспитанный и грубый.
— Нет, нет, Наташа, ты совсем не разбираешься в людях. Я приглашу его к нам, обязательно приглашу. Ты убедишься, что я был прав.
Наташа поймала себя на мысли, что она была бы рада приходу Саши. Но эту мысль сразу же вытеснили другие, более важные. Отцу необходимо сшить новый сюртук. Тот, который на нем, уже не поддается штопке. Нехороши и панталоны, протертые насквозь и давно вышедшие из моды. Теперь, когда жалование не будет уходить на вино, может быть, и она сумеет обзавестись новым платьем к пасхе. Но об этом пока не стоит думать.
Главное — одеть отца, пополнить его ветхий гардероб бельем и обувью. На это потребуется много денег… Да, денег! Завтра опять провизию не на что покупать, придется еще раз брать в долг у Апацкого. Как неприятно просить деньги у человека, который оказывает тебе чересчур большое внимание!..
