Школа гейш - [64]

Толстяк причмокнул им вслед, как бы отдавая должное прелестям майко, и снова перевел масленый взгляд на Мию.

Сердце заколотилось. Мия тайком вытерла повлажневшие ладони о татами – нельзя о кимоно, на шелке останутся некрасивые пятна.

Пусть это будет не он! Молю тебя, пресветлая Аматэрасу, пусть кто-то другой, пусть даже вот тот, кривоногий, с торчащим из худой шеи кадыком. Только не этот! Пожалуйста!

Толстяк с оранжевыми глазами отчего-то пугал маленькую майко, да так, что от паники темнело в глазах.

Аукцион продолжался. Одна за другой ученицы вставали, сжимая в руках веточки сакуры, и шли навстречу своей судьбе. И чем меньше оставалось девушек, тем ожесточеннее торговались мужчины.

Встала Кумико. Мия поняла, что осталась одна за столиком, и взгляды всех присутствующих мужчин скрестились на ней. Ей захотелось завизжать в панике, вскочить, убежать. Сколько их? Больше десятка. Полыхающие алчным светом глаза, голоса, выкрикивающие несусветные суммы, лица – все они слились в единое лицо толстяка с трясущимися щеками.

Она зажмурилась, лишь бы не видеть происходящего, и сглотнула неуместные слезы. Вступление во взрослую жизнь – праздник. Надо радоваться.

Просто надо вытерпеть эту ночь. Может, все будет не так ужасно, как она себе придумала?

Семь золотых рё, десять… Кумико продали за двенадцать.

Десять рё – очень большие деньги. Торги, поначалу шедшие бойко, постепенно стихали. Самураи неохотно перекупали друг у друга девушку, добавляя по десятку серебряных монет к уже названной сумме. Но в шум выкриков снова и снова вклинивался визгливый тенор толстяка, заставляя Мию сжиматься и ежиться.

Только бы не он, пресветлая Аматэрасу! Только не он!

– Двадцать. – Резкий и холодный голос заставил сердце трепыхнуться испуганной птицей. До одури боясь обмануться, Мия открыла глаза…

Открыла и чуть было не разрыдалась от облегчения, встретив знакомую кривую усмешку на жестком лице и взгляд синих глаз.

«Мы еще встретимся, лучшая ученица», – обещал ей Акио Такухати.

Не солгал.

Откуда он появился? Когда успел прийти? Его же не было, когда Мия танцевала и разносила напитки.

Остальные гости молчали. Двадцать рё. На эти деньги можно снарядить корабль и нанять команду. За ночь с гейшей – немыслимая сумма.

По губам госпожи Хасу пробежала улыбка.

– Подлей гостям саке, Мия, – медовым голосом приказала хозяйка.

Мия встала на негнущихся ногах, как кукла-марионетка. Приняла из рук служанки поднос и направилась к столикам. Пение флейт заунывной мелодией врезалось в уши, взгляды мужчин ощущались как прикосновения липких грязных пальцев. Только если раньше в них присутствовало предвкушение, то сейчас было вожделение и разочарование.

Она склонилась с кувшинчиком над чашей толстяка. И отшатнулась, чуть не выронив кувшин, когда его пухлые, похожие на связку колбасок пальцы, скользнули по ее запястью.

– Хороша-а-а, – протянул самурай, и в больших, чуть навыкате глазах снова загорелось оранжевое пламя. – Двадцать два.

– Двадцать пять, – отрезал генерал.

Толстяк снова посмотрел на Мию взглядом, каким смотрят на желанную, но слишком дорогую вещь.

– Твоя взяла, Такухати. Забирай. Я ее потом куплю.

От облегчения Мия даже покачнулась. Как в тумане вернулась к столику, чтобы поставить поднос и взять ветку с цветами. Кровь барабаном стучала в висках, лицо пылало, воздух плыл перед глазами…

– Возьмите меня, господин.

Синие глаза близко-близко. Красивое жесткое лицо, печальная складка у края губ, нахмуренные брови.

Он провел пальцем по ее щеке и поморщился. На коже остался грязный след от пудры и румян.

– Зачем тебе мазать лицо, ты и так хорошенькая. Пойдем, Мия. Я хочу, чтобы ты умылась.

Она почти не помнила, как, следуя за Такухати, пересекла внутренний дворик и вошла в «домик любви» – одно из десятка отдельно стоящих строений, предназначенных для особых случаев и особых клиентов.

Внутри все уже было готово к появлению гостей. Горели заправленные маслом светильники. На низеньком столике стоял кувшинчик с подогретым саке и лежали нарезанные дольками фрукты. Пар поднимался над наполненной водой большой деревянной бочкой, ванной-офуро – в самый раз для двоих. А расстеленный на полу футон словно намекал на неизбежное завершение вечера.

Акио кивком головы отпустил сопровождавшую их служанку и подтолкнул Мию к ванне:

– Умойся.

Она бездумно послушалась. В теле ощущалась непривычная слабость и легкость, какая бывает после сильного душевного напряжения. Думать о том, что последует дальше, не осталось сил.

Вода была почти нестерпимо горячей и чуть пахла травами. Этот запах заставил Мию вспомнить о напитке, который она выпила раньше по указанию госпожи Хасу. Она прислушалась к себе, но не ощутила даже толику обещанного желания. Только пустоту и облегчение.

– Налить вам саке, господин?

– Потом. Иди сюда, Мия.

Она наткнулась на полный вожделения взгляд и почувствовала, что задыхается. Неотвратимость того, что случится сегодня, обрушилась на девушку. На мгновение остро захотелось сбежать, скрыться. Мия вдруг поняла, что не готова стать женщиной. Не здесь, не сейчас, с почти незнакомым мужчиной.

Она шагнула ему навстречу, как шагнула бы в бездну.