Школа - [6]

Прилежно прожёвывая мясо, директор будто читал сомнения на его лице.

— У нас тут полное натуральное хозяйство, дорогой Виктор Игнатьевич. Всё приходится делать своими руками. Это в городе, понятное дело, на каждый шуруп своя отвёртка и к ней — специалист высочайшего класса. А у нас…

Он развёл руками.

— Авария? — уточнил инспектор, чтобы только не молчать.

— Да. Котёл барахлит. Меняли там… это… Да вы сами спросите у Поликарпа Эдуардовича. Я в этих технических терминах не силён.

Господин в синем халате с готовностью закивал, не произнеся, впрочем, ни слова — его рот тоже был занят работой и набит до отказа.

— Буду вам признателен, если эту маленькую деталь насчёт котла вы опустите в вашем отчёте, — вкрадчиво сообщил директор. — Уже заказан новый. Весною поменяют. Иначе я сам им такую проверку устрою!

— Он умеет! — оживилась очаровательная Виктория Павловна, с неподдельным восхищением посмотрев на начальника и вновь породив в душе Волкова подозрения.

Господи! Да неужели же ему есть какое-то дело хоть до чего-нибудь в их отношениях, в этой дурацкой истории с котлом, в этих технических нюансах?

— И ещё хочу просить вас об одном одолжении, — улыбнулся Анатолий Сергеевич. — Отложить наш неизбежный разговор с глазу на глаз, который мы уже однажды перенесли по независящим от нас причинам, до завтрашнего утра. Я весь вымотан. Боюсь, что даже не смогу поэтому составить вам компанию в вечернем Клубе. А завтра у меня с утра как раз окно в занятиях. Я не ошибаюсь, Виктория Павловна?

— Нет. Всё правильно. До обеда у вас пусто.

— Так как, инспектор? Могу я рассчитывать на вашу снисходительность?

Волкову оставалось только кивнуть в знак согласия. Напорист был опытный директор, если не сказать, нагловат. Чо ж, всё равно он от него никуда не денется.

— Вы сказали «в вечернем Клубе»? Я не ослышался?

— Нет, это сущая правда. В половине десятого, в учительской. Помните ту комнату с камином? Обычно заседание Клуба мы проводим по пятницам и субботам, но сегодняшнее — специально для вас.

— Стоило ли беспокоиться?

— Ах, оставьте! Это намного удобнее, чем встречаться с каждым по отдельности. Впрочем, одно другого не отменяет. Вам должно понравиться.

Инспектору в этот момент подумалось, что проверка двинулась по накатанной дорожке: вот уже и умащивание гостя началось. Можно не сомневаться, что будет выпивка. И, безусловно, женщины…

— Форма одежды?

— Самая демократичная. И да! Можете прихватить с собой гитару. Вы музицируете?

Это последнее заявление поставило озадаченного инспектора в тупик. Какая к чёрту гитара?!

— Виктория Павловна обожает гитару.

В его голове образовалась какая-то белиберда и полная каша.

— А разве Виктория Павловна…

Не устала держать вам газовый ключ? Да, он почти спросил это.

— О, нет! Она не пропускает заседаний Клуба никогда! Молодость!

— Так вы придёте, Виктор Игнатьевич?

— Было бы, по меньшей мере, невежливо с моей стороны отказаться от столь интригующего приглашения.

Он чувствовал, как его, помимо его воли, выносит на стезю слащавой витиеватости. Откуда в нём эта гадость?

До назначенного времени у него оставалось чуть более двух часов, и использовать их нужно максимально продуктивно, подготовившись к любым неожиданностям, на которые, он теперь нисколько не сомневался, способны радушные хозяева.

* * *

Анна Владимировна Штерн, учитель истории и правоведения, уже, наверное, полчаса демонстрировала свои вокальные способности. Нельзя сказать, что голос её был так уж плох, или Шуберт вызывал какие-нибудь нарекания, но Виктор Игнатьевич слыхал исполнение и получше. К тому же, немецкий язык текстов песен, нисколько не мелодичный на его вкус, да ещё с ужасным акцентом, действовал ему на нервы.

Собравшиеся, однако, приветствовали музыкальные упражнения своей коллеги тепло. Раздавались отдельные возгласы «Браво!» Звучали аплодисменты. Не оставалось ничего другого, как мысленно тренировать в себе снисходительность и терпимость к «уставу чужого монастыря».

Виктория Павловна, сидевшая в кресле в двух шагах от него, периодически бросала на него ободряющие взгляды и приглашала присоединяться к тостам, поднимая свой бокал с шампанским. Выглядела она потрясающе даже в её скромном наряде: в каком-то домашнего вида платье до колена, выполненного в красноватых тонах, с ожерельем из жемчуга на шее (похоже, настоящего), с распущенными по плечам тёмными кудрями.

Он пил коньяк. Хотя, конечно, это громко сказано — пил. Так, обмакивал губы, для приличия. Никто его не пытался втянуть в гонку, никто не совестил, не обвинял в том, что, мол, брезгует. С докучливыми разговорами тоже никто не вязался. Перекинулись парой вежливых слов, и на этом общение закончилось. Официальных процедур знакомства тоже почти не потребовалось — большинство из них представились ему ещё днем.

Анну Владимировну сменил, наконец, Пирогов. Радоваться этому Виктор Игнатьевич не спешил, гадая, чем же удивит нехитрое общество «естественник». Выяснилось, что стихами. С первых же прочитанных строк инспектор замер в кресле и перестал прихлебывать напиток — на сцене перед ним, вне всяких сомнений, стоял мастер. Не актерствуя совершенно и не играя невпопад интонациями, он, казалось, дышал теми словами, которые выливались из него. И даже не смущало некоторое несоответствие его кавалерийской внешности выбранным темам.