Шкатулка - [5]

Отец поднял свою кружку, они чокнулись и дружно выпили. Потом отец взял ломтик хлеба, намазанный черным, и стал вкусно есть. У Димы даже шоколадка замерла возле рта, так ему стало страшно за папу: ест деготь! Отец поймал взгляд сына, протянул ему бутерброд с икрой и спросил:

— Будешь есть?

Дима отрицательно замотал головой и даже поглубже спрятался под стол. Мальчику здесь было неуютно.

— Я им говорю, не глядите, что у меня щека дергается и левая нога не сгибается, — рассказывал отцу сосед по столику. — Я еще ого как силен, брат. До войны-то я кузнецом был, понимаешь. А они — контуженый! Да если хочешь знать, мы все контуженые теперь. Так-то! Война всех повредила… Ну давай за знакомство, — он снова поднял стакан.

— Не гони, товарищ, — остановил отец. — Я с ребенком.

— А, ну да, конечно, — мужчина заглянул под стол. — Сын? Молодец! Мужик, значит, солдат. А у меня две девки, понимаешь. Сердитые. Рюмки не дадут. Жалеют: вы, папаша, слабый! Вам, папаша, нельзя! Я говорю, как же так нельзя? Очень даже можно! — Мужчина стукнул стаканом о крышку стола.

На этот рискованный звук обернулась буфетчица и пригрозила пальцем.

— Верунчик! Не волнуйся, мы тихо, — успокоил ее мужчина и, обратясь к отцу, сообщил — Душевная баба. В долг верит. — Не дожидаясь отца, он отпил из стакана и продолжал: — Теперь я что? Груз на семейной шее. Они мне говорят, вы совершили свое героическое дело, теперь отдыхайте, мы вам пенсию носим. Ага. И что мне с той пенсии, а? Ну что мне с нее? Я человек, труженик… Да что там! — он махнул рукой. — Давай за твоего мальца! Чтоб вырос героем.

Отец покосился на сына, словно что-то соображая, и медленно отпил из кружки. Потом вытащил из кармана пальто плоскую коробку, открыл и предложил соседу:

— Закуривайте!

— Дорогие потребляешь, — определил сосед. — Как начальник. На работу небось с портфелем ходишь?

— С планшеткой.

— Я и говорю, начальник. По всему видать. Воевал?

— За Уралом, — неохотно ответил отец.

— A-а, ну да, — понимающе протянул мужчина. — Значит, пороху не нюхал.

— Я такое нюхал, что тебе в страшном сне не увидеть. Оборонный завод, все для фронта. Понял?

— Пап, пошли к маме! — Дима дернул отца за полу пальто.

Тот нетерпеливо отстранил его руку:

— Подожди!

— Но мама же, наверное, ждет, — напомнил сын.

— Пойди на улице погуляй немножко, а я тут с дядей поговорю.

Дима заскучал. Он вспомнил, как они с отцом бочком выбирались из магазина, и ему стало боязно: маму-то они просто-напросто бросили, а сами сбежали. Он вышел на улицу. Уже вечерело. «Мама, наверное, дома сидит, а мы тут вот». В дверь входили и выходили мужчины. Один протянул ему баранку:

— На, пацан, угощайся.

Дима разгрыз твердую баранку, но она оказалась соленая, и мальчик засунул ее в карман.

Домой они вернулись в темноте. По дороге Дима задремал на коленях у отца и очнулся, когда с него стали стягивать одежду.

— Клянусь, мы тебя всюду искали! — оправдывался перед мамой отец.

Но женщина, видно, уже так переволновалась, что не могла говорить, а только всхлипывала.

Дима проснулся, когда в комнате вдруг снова зажегся свет. Он разлепил глаза и увидел, что мама давит коленкой на крышку чемодана, пытаясь защелкнуть замок.

— Ничего мне от вас не надо больше. Спасибо, пригрели, приголубили неблагодарную. Больше сидеть на вашей шее не будем!

Мама говорила отцу «вы». Диме захотелось отвернуться и спать дальше. Но тут мама подошла к нему, раскрыла одеяло и стала натягивать на сына одежду. Свитер больно зацепился за ухо, и у Димы выкатились слезы. Мама сняла с себя синюю вязаную кофту, положила на стол перед мрачно молчащим отцом:

— Это на ваши деньги куплено. Возьмите обратно.

Одной рукой она взяла чемодан, другой подхватила Диму и направилась к выходу. Отец не остановил ее.

На улице Дима окончательно проснулся.

Стояла морозная ясная ночь с луной и звездами. Мама волокла Диму по улице мимо спящих домов. Впереди была черная кромка леса на другом берегу реки. «Там же волки!» — вспомнил мальчик. Но мама сильно тянула его за собой, и он не сопротивлялся.

Женщина всхлипнула, остановилась, села на чемодан.

Сзади заскрипел снег под быстрыми шагами. Дима обернулся и узнал хозяйку.

— Да будет тебе! Вон уж трясет всю, — сказала хозяйка. — Пошли в избу-то.

— Я не желаю его видеть! Хватит с меня попреков. Устала.

— Пошли, говорю! Парень вон сомлел весь, — не уступала хозяйка. — Терпеть надо, вот что. А как же? Твоя такая доля — терпи. Ну выпил, побранил. И бог с ним! Зато муж. Свой, законный. Их вон сколько война прибрала. А тебе достался целый-невредимый. С образованием. Подумай, велико ли горе твое?

Эту ночь они провели у Лизаветы Сергеевны. Диме дали чаю с медом и уложили на диван. Лизавета Сергеевна сидела за столом непривычно взлохмаченная и в длинном красном халате с желтыми крупными цветами.

— Ты идеалистка! — говорила Лизавета Сергеевна. — Хочешь, чтобы он чужого ребенка растил как родного. Отцовское чувство просто так не возникает. Природу не обманешь, дорогая моя. Вот соорудила бы ты ему еще одного, тогда другое дело…

— Ты врач, а предлагаешь такие вещи! — возразила мама. — Где гарантия, что не родится уродец?