Шкатулка группенфюрера - [24]

– Вы ничего не докажете, господин Строганов! – вскинулся Пузыревский.

– А кому я должен доказывать вашу вину, Антон Сергеевич? – удивился я простодушию нового знакомого. – Судье? Прокурору? Или адвокату? Вы действительно юморист, господин Пузыревский. Разве Иващенко вам обо мне не рассказывал?

– Допустим, – нехотя подтвердил Пузыревский.

– А еще он высказал предположение о возможном участии Ильина в нападении на людей Певцова, которое вы с негодованием отвергли, – продолжил я свои разоблачения. – Кстати, Чистопалов знает, что вы с Василием Валентиновичем играете в одной команде? Я думаю, он будет страшно огорчен, получив известие о вашем коварстве.

– Бред какой-то, – прошелестел посиневшими губами Пузыревский.

– А вы ведь одноклассники с Чистюлей, Антон Сергеевич, каково ему будет узнать, что старый друг оказался вдруг… Определение подберите сами. Я не большой охотник до матерных выражений.

– Вы не осмелитесь убить меня здесь, в этом доме, – процедил сквозь зубы Пузыревский.

– Вы правы, Антон Сергеевич, – кивнул я. – Вам сделают укол, от которого даже самым здоровым людям становится плохо. Витек и Людмила обнаружат вас лежащим на полу без сознания. Сердечный приступ, ничего не поделаешь. Но до больницы вас не довезут. Живым, во всяком случае. Вы ведь в курсе, что у меня медицинское образование или мне предъявить вам диплом?

– Что вам от меня надо? – тоскливо проблеял Пузыревский.

– Правду, Антон Сергеевич. Не для печати и даже не для суда. Мне нужно знать, кто вам поручил, устранить Степанкова.

– Ильин, – нехотя признался Пузыревский. – Вы себе не представляете, какой сволочью был его зятек.

– Представляю, – возразил я финансисту. – А потому не собираюсь скорбеть по поводу его безвременной кончины. А теперь все это вы повторите на видеокамеру, Антон Сергеевич. Поподробнее, пожалуйста. Где состоялся разговор, при каких обстоятельствах. Имен исполнителей можете не называть, я их и так знаю.

– Вы собираетесь шантажировать Ильина?

– Собираюсь, Антон Сергеевич, но к вашему бизнесу это не имеет никакого отношения.

Я сдержал слово, данное Людмиле, через час Пузыревский покинул особняк Ильиных в сопровождении ухмыляющегося охранника. Нельзя сказать, что вид у финансиста был цветущий, но и выжитым лимоном я бы его не назвал. Все-таки любая исповедь очищает душу, и хотя Антон Сергеевич покаялся далеко не во всех своих грехах, облегчение он наверняка почувствовал.

Погода в Ницце оказалась нечета московской. И пусть бархатный сезон уже подошел к концу, праздношатающихся туристов, в том числе и из России, здесь хватало с избытком. В отеле я зарегистрировался под собственным именем, зато Ксении Ильиной звонил уже как Эрнест Шульц, скромно представившись хорошим знакомым ее подруги Натальи Кузнецовой. Вдова отозвалась на мой звонок благосклонно. Судя по всему, Наталья уже успела ее заинтриговать по поводу настырного немца, ищущего благосклонности прекрасной дамы. Я пригласил Ксению в ресторан и получил согласие. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что мое врожденного обаяния хватит для того, чтобы завоевать если не любовь, то хотя бы доверие избалованной дочки богатого папы. К счастью, в ресторане отеля оказалось достаточно свободных мест, и я смог выбрать столик по своему вкусу. Надо сказать, что по-французски я гораздо хуже, чем по-немецки, но, к счастью, это не помещало мне в общении с ресторанной обслугой. Дефицит французских слов я восполнял немецкими и русскими, и мы с гарсоном прекрасно поняли друг друга.

Ксения, надо отдать ей должное, появилась в дверях ресторана ровно в девятнадцать часов, как и было обговорено между нами. На ней была длинная светлая юбка и жакет поверх блузы приглушенного сиреневого цвета. Элегантная шатенка привлекла внимание посетителей ресторана, а потому я сразу же поднялся из-за столика и поспешил ей навстречу. Видимо, Наталья успела переслать своей подруге мою фотографию, поскольку Ксения без труда опознала во мне Эрнеста Шульца и протянула в знак приветствия руку, которую я тут же благоговейно поцеловал. Судя по тому, как прекрасная вдова меня рассматривала, излишней застенчивостью она не страдала.

– В жизни вы даже лучше, чем на фотографии, – произнесла она по-немецки, с трудом подбирая слова.

– Давайте говорить по-русски, – предложил я. – В последние годы я веду бизнес в России и стараюсь овладеть по мере сил всеми секретами чужого языка.

– Похвально, герр Шульц, тем более что в русском вы преуспели гораздо лучше, чем я в немецком.

– Я мог бы сделать вам комплимент, сударыня, по поводу вашего немецкого, но, боюсь, с самого начала нашего разговора оказаться в ваших глазах человеком неискренним и даже лицемерным.

Ксения засмеялась. Кажется, ей мой ответ понравился. Она с видимым удовольствием откликнулась на мой тост и даже пригубила шампанское.

– Не сочтите меня легкомысленной, Эрнест, но траур по мужу я не ношу. Лицемерие порой действительно бывает отвратительным.

– Я знаю, что вы давно расстались с мужем Ксения, а потому не собираюсь ни хвалить вас, ни осуждать. Не стану от вас скрывать, что я давно мечтал об этой встрече. С той самой минуты, когда впервые увидел вас.