Шизофрения: клиника и механизмы шизофренического бреда - [7]

В учебнике психиатрии И. Г. Оршанского мы также находим интересные замечания, предваряющие воззрения, высказанные позднее зарубежными авторами. Разделяя неправильную точку зрения многих авторов своего времени, отрицавших принципиальное отличие бреда от предрассудков здорового человека, и подчеркивая в происхождении бреда роль «течения представлений», он тем не менее отмечает своеобразие этого течения как основу бреда, именно «судорожную фиксацию» какого-нибудь представления, получающего особую прочность в сознании. Самое определение бреда у И. Г. Оршанского, так же, как и у других отечественных авторов, свидетельствует о неудовлетворенности его обычными формальными определениями, принятыми в то время, и попытках к более углубленному пониманию этого явления. Так, помимо несоответствия бредовой идеи с действительностью, он отмечает также в качестве одного из ее признаков несоответствие ее с положением больного, а также с его мыслями, поступками и целями. Бред, по И. Г. Оршанскому, сводится к «диссоциации нормального строя, к внутренней и внешней дисгармонии, к расстройству внутренней и внешней причинности»[8]). Автор отмечает также влияние социальных факторов на формирование бреда, рассматривая его с точки зрения «расстройства приспособленности психической жизни к среде как физической, так и социальной». Это, в свою очередь, привело автора к понятиям «расстройства психической координации», «психической атаксии», вылившимся впоследствии в понятие об «интрапсихической атаксии», введенное Штранским для характеристики основного расстройства при шизофрении. Атаксия мышления, на которой автор подробно останавливается, как своеобразное расстройство с нарушением ассоциаций и логической сферы, присуща хроническому параноику, способствует формированию бредовой системы и ведет даже к формированию особого атактического бреда.

Интересно также указание у И. Г. Оршанского, как и у многих отечественных авторов, на связь бреда с патологическими ощущениями; бред рассматривался им как «логическое приспособление к ненормальным ощущениям, которые больной получает как от своих телесных органов, так и от внешнего мира». «Содержание мысли уклоняется от своего нормального пути, но зато этой ценой достигается некоторое соответствие и устанавливается равновесие между логикой больного и его ощущениями»[9]). Хотя это понимание бредовой идеи как логического объяснения и нельзя считать правильным, однако признание какой-то роли патологических соматических ощущений в происхождении бреда для начала XX столетия нужно считать прогрессивным. Существенным в его воззрениях, так же как и у многих других названных выше отечественных авторов, является четкое указание на ошибочность толкования бреда только как симптома расстройства логических суждений больного, а также трактовка его как симптома, указывающего на общее нарушение всей психической жизни больного, «тесно связанного со всей его личностью, претерпевающей при этом тотальные изменения со стороны интеллектуальной, аффективной и волевой сферы». Автор указал также и на иллюзорное восприятие окружающего у бредового больного. В. П. Сербский также категорически подчеркивал связь бредовой идеи с личностью больного в целом; возможность существования бредовой идеи при нормальной в остальном умственной деятельности он считал заблуждением.

Несколько в стороне от других стоит вышедшая в 1890 г. классическая монография В. X. Кандинского, посвященная в основном проблеме псевдогаллюцинаций; однако автор подходит в ней вплотную также и к проблеме бреда, именно бреда воздействия. Сегла, Клерамбо и другие зарубежные авторы значительно позднее пытались описать различные галлюцинаторные явления и объяснить их анатомо-физиологическую основу. В. X. Кандинский в этой работе впервые четко различает и описывает истинные галлюцинации с характером объективной действительности, псевдогаллюцинации как субъективные восприятия чувственного характера, и ложные идеи, к которым он относит такие явления как «мысленные внушения», «мысленная индукция», «насильственное мышление» и прочие явления, которые можно отнести к бреду воздействия. Четко и образно он описывает симптом «насильственного говорения» — внутреннего и действительного, также относящийся к бреду воздействия, а также «чувство внутренней раскрытости», симптом, вошедший впоследствии в синдром психического автоматизма Клерамбо.

В работе В. X. Кандинского имеется и ряд общих положений, касающихся бреда. Так, он ставит вопрос о причине высокой степени убедительности и несомненности «первичных ложных представлений, в силу которой продукты деятельности представления моментально и неизбежно приобретают для больного значение, одинаковое с совершившимися фактами». Эти мнимые истины (бредовые — Е. К.), по его мнению, «суть результат бессознательного умозаключения, причем остающиеся неосознанными посылки создаются болезненно расстроенной деятельностью головного мозга».[10]) Принципиально важное значение имеет его деление бреда на чувственный бред, опирающийся преимущественно на патологические ощущения, различные изменения восприятия и галлюцинаторные явления, и интеллектуальный бред, причем значение первого и тех чувственных восприятий, на которые он опирается, им особенно подчеркивается.